Как легко парням. Амин как-то безучастно за всем наблюдает. Как будто мы не занимались сексом, и он меня знать не знает. Точнее, мы ограничились шапочным знакомством.

Глупо, ещё как глупо расстраиваться, но внутри волнение, смущение, неловкость оттого, что вынуждена стоять, а не слать Орловского и убеждать Амина, я практически жертва обстоятельств.

— Понравится. Я с ремонтом помогу. Я обои умею сама клеить. Лий, у меня денег впритык. Я на работу приехала устраиваться, у нас в городе с ней туго, а у меня четырёхлетний сын. Он сейчас с родителями, как устроюсь и получу зарплату, забрать хочу. Не отказывай, пожалуйста, — выпаливает с глубо-о-оким чувством.

Пф!

— Проходи...те,— отступаю назад, невзначай наступая Орловскому на ногу. Он шипит, порываясь вытащить из-под меня расплющенные пальцы.

Что ж!

Все пользуются ситуацией. А мне нужно хоть на ком-то отвести страдающую душу. Прокручиваюсь, перенеся вес на одну ногу, и избавлю тем самым свой копчик от навязчивого трения болтом, скрипящего зубами Лекса.

Кристина цветущей ласточкой влетает в квартиру. Костров следует за ней, оказываясь ко мне настолько близко, что лбом врезаюсь в его подбородок. Выставляю ладошки, непозволительно касаясь его одуряющих рельефных холмов на груди.

Чьёёёрт!

Я канарейка, и меня только что снесло воздушным потоком в турбину самолёта. Размотало и выщипало перья.

— Это уже ни в какие рамки, Солнце, — Амин шепчет мне в висок. Лекс тянет за плечо и получает хук с локтя по переносице, — Сорян, я тебя не заметил. Под рукой не стой, а то ведь могу не рассчитать удар и будет ва-ва, — тёплый выдох летит мне в шею и отчего-то страшно поднять глаза, пялюсь в острый кадык, ощущая себя котлеткой из бургера между двумя чёрствыми и накалёнными батонами.

Прям МЖМ, но я такое не смотрю и не читаю.

Не удивлюсь, если от жара, исходящего от Амина, передняя часть моей просторной футболки истлеет, а Лекс…Он примерно, как шкаф, стоит и стоит, разница лишь в том, что дышит надсадно мне в затылок и шевелит волосы.

Тишина возникает такая, что её можно тупым ножом резать. Скрипит всё и вся вокруг.

Обречённо и беззвучно стону, но ничего не могу с собой поделать. Хочу, чтобы раздражающие объекты испарились. Остались я и он, но обстоятельства идут в обход моим желаниям. Ох, как я их боюсь. Желаний-то.

— Лий, покажешь мне, где у тебя что находится, — Кристина зовёт, вот заканчиваются залипания в почти объятиях Амина. Тяжко мне даётся перестройка, а радушная улыбка получается вымученной.

— Вторая дверь направо, — неприятное открытие. Я слабачка, каких поискать. Ладони так и держу там, где им быть не положено. Гоню из памяти гладкие мускулы, но как под гипнозом вожу по ним пальцами. Рефлексирую и расстраиваюсь.

— Схожу в машину за вещами, — Амин за меня сбрасывает с себя руки.

Оплошность я совершила неприемлемую для якобы занятой девушки. Не возмущаюсь, когда Орловский насильно тащит меня под локоток в спальню.

— Можно, при мне и так явно под Кострова не стелиться, — хрипит зло, вдавив меня в стенку и свои кисти над головой.

Забавно. Пояснить ему, что он никто, чтобы требовать от меня верности. Даже смешно. Было бы. Не будь так грустно.

— Отстань, Лекс, — выдавливаю относительно спокойно, чтобы Кристина ничего не услышала и не донесла в клювике Амину.

Оно ему надо? Сомневаюсь, но бережёного бог бережёт.

— Борзик, я пытался, но ты сама меня вынудила. Либо ты встречаешься со мной по-настоящему, либо я прямо сейчас иду и докладываю недочемпиону, кто настрочил на его мать статью.

— То, что ты делаешь, называется принуждением. Я за такое могу запросто расцарапать не спину, а лицо, — для убедительности выставляю коготки перед его раздутыми ноздрями.

— Да, блять! Борзик, я не хотел, но меня таращит по тебе. Понимаю, что веду себя как ебанутый газлайтер, но с тобой ведь по-другому никак, — бушуя голосом, хватает меня за плечи.

Офигенный из Лекса вышел бы актёр в драматическом театре. Зря он попёрся на факультет журналистики. Орловский метит в спортивные обозреватели. А тот вид спорта, к которому он пытается меня принудить, называется переступи через себя. Я в нём не участвую.

Где были мои мозги, когда вчера пустила его дальше порога. Сокрушаться и робеть, конечно, можно, но как-то мне не хочется.

— Мы с Костровым не вместе, можешь валить и доносить ему про статью. Я тебя не хочу, не под каким соусом. Не отцепишься — возненавижу, прокляну и занесу во все чёрные списки, — угрожаю -то неправомерно смело, но дам себе прогнуть, и он уже не слезет.