— Надеюсь, у тебя не было проблем с Михайлевской, — переключаю разговор на ту тему, которую он наверняка и приехал обсудить.

— Никаких проблем, Валерия. — Вадим еще раз переворачивает отбивные, поворачивается ко мне и скрещивает руки на груди. — Мы расстались.

Я мысленно прокручиваю эти слова еще раз.

«Мы расстались».

Коротко, всего два слова.

Пытаюсь вспомнить рассказы Наратова о своих бывших, которые названивали ему даже в начале наших отношений. Каждый раз, когда я пыталась дать понять, что мне это не нравится и я не могу понять, почему он продолжает поддерживать контакт с женщинами, которые уже ничего для него не значат, Сергей выдавал длинную лекцию о том, что люди не могут вот так просто расстаться. Что всегда есть общий «бэкграунд», что есть незакрытые вопросы. А самое главное: ну вдруг он может помочь?

— Расстались — это значит… — Я не то, чтобы хочу ковырять эту тему, но рот сам собой задает вопросы, а у меня нет ни сил, ни внятной причины повесить на него замок.

— Значит, расстались, — как всегда сдержано отвечает Вадим.

— Ну, теперь будет долгий процесс вывоза вещей, выяснения отношений, примирений и попыток все наладить, и ночных звонков. — Это ведь так обычно происходит?

— Ты конечно опять сделала свои личные выводы, не имеющие ко мне, как мы уже выяснили, никакого отношения. Я умею принимать решения, Валерия, чтобы ты обо мне не думала. Я разрываю отношения — и женщина перестает для меня существовать. Вероника достаточно крепко стоит на ногах, чтобы не нуждаться в моей опеке. Взрослые люди обычно так и поступают. Нет ни единой причины, почему бы она стала названивать мне по ночам, а тем более — почему бы я вдруг стал отвечать на эти звонки.

— За все время нашего знакомства, это самая длинная твоя речь. — Я всегда шучу, когда мне неуютно от чьей-то прямолинейности.

— Эволюционирую.

Он снова поворачивается к плите, на этот раз снимает отбивные и выкладывает их на тарелки. Мне остается только разложить салат.

— Вино не предлагаю: мне нельзя, ты не пьешь.

— Минералка меня вполне утроит.

Я не успеваю встать, потому что Вадим уже по-хозяйски лезет в холодильник, достает маленькую бутылочку для меня и стеклянную с витаминным соком для меня. Наверное, нормальная женщина на моем месте краснела и бледнела за пустой холодильник, но мне вообще все равно.

— Можно вопрос? — Авдеев откручивает крышку, протягивает мне сок.

Я нервно провожу языком по губам, потому что, если вдруг он снова спросит про ребенка, у меня не хватит моральных сил на еще одну сказку про мою богатую незащищенную сексуальную жизнь.

— Это серьезно? — кивает на кольцо у меня на пальце. — Я имею ввиду: ты уже шьешь белое платье и твой … избранник, выписал лучшего французского кондитера для сооружения трехметрового торта?

— В твоих словах мне чудится пренебрежение к прекрасным свадебным традициям.

— Тебе показалось. Ты уходишь от ответа.

— А я обязана отвечать?

— Нет, конечно, не обязана. — Синие глаза Вадима становятся немного темнее, как будто на самом деле ему есть много чего сказать на тему того, что он в действительности думает о моем нежелании раскрывать свои планы на будущее.

— Если ты переживаешь, что я что-то расскажу Шутову о ваших с Мариной отношениях и или каким-то образом буду помогать ему в его идиотской затее — ты ошибаешься.

— Во-первых, ничего такого у меня и в мыслях не было, Валерия. — Авдеев как будто немного расслабляется, усаживается на стул и, подумав, ставит локти на стол. Так мы ближе, и я не могу найти ни единой причины, почему должна снова увеличить дистанцию между нами. — Во-вторых, я рад, что ты понимаешь, что затея действительно идиотская. Стасю я не отдам, и мне глубоко плевать на то, из чьей спермы вырос ребенок, которого я считаю своим. Дети станут ровно тем, кем ты их воспитаешь, я не верю в сказки про всемогущие гены.

«Ну в данном случае, я бы и за гены не переживала», — мысленно вздыхаю, вспоминая, что IQ Шутова долбаных сто восемьдесят шесть единиц, при том, у Билла Гейтса это значение было в районе ста восьмидесяти, а у Николы Теслы — около двухсот.

— Это все прекрасно, — выныриваю из своих мыслей о Диме обратно в наш разговор, — ты говоришь очень правильные вещи, Авдеев. Проблема только в том, что Шутов тоже не отступит.

«А еще он точно так же думает о чужой сперме», — делаю еще одну мысленную ремарку, вспоминая, что ни разу с момента, когда Дима узнал о моей беременности, он не дал повода думать, что предаст меня анафеме.

— Валерия, мы взрослые мальчики — мы разберемся. — Вот так бесхитростно Вадим подводит к тому, что разговор на тему их с Димой выяснения отношений закончен. — И про Марину меня спрашивать не нужно — она восстанавливает здоровье, с ней работают специалисты. Как бы там ни было, она — мать Стаси, и старалась быть хорошей матерью насколько это возможно с учетом всего, через что ей пришлось пройти. Я не дам ее обижать. И на этом тему так же считаю исчерпанной — своих женщин я не обсуждаю ни с кем.