Если говорить мягко — творческий беспорядок, у него и на работе такой же бедлам. Так что предположение профессора, что убийца — аккуратный педант, к Ручке не относится никак. Среди вещей много учебников по медицине, ещё были забугорные медицинские журналы, всё-таки Ручка — специалист, и английским владеет, ведь известно, что все важные научные статьи печатаются именно на этом языке.

А следак Кобылкин держал в руке находку — проволоку с кольцом, подняв к лампе. Я присмотрелся — струна.

— Это не Гена подбросил, — сказал мне Якут. — Я её тут увидел, вот под книгой лежала.

Он показал на заваленный стол, где у самого края лежал учебник по офтальмологии и глазным болезням. На обложке нарисован зрачок, причём зелёный.

— Да чё бы я подбрасывать-то стал? — возмутился следак. — Сразу, чуть чё — подбросил! Ты сюда первым пришёл, Андрюха, ты и увидел, а я понял, в чём дело.

— А чё кричишь — нашёл? — в комнату вошёл Устинов. — Себе все заслуги приписываешь?

— Надо её заслать на экспертизу, — сказал я, взяв струну. Выглядела, как та самая вторая половина. Вроде бы, даже в оплётке есть следы ворса. — Но тогда странно, что лежала почти на виду, мужики, не находите? Такая улика…

— Да он псих, мне он сразу не понравился! — заявил Кобылкин, доставая из кармана пакетик. — Давай-ка на место её положим, сгоняем за санкцией, возьмем понятых и…

— Тихо, — прервал его я.

Звук странный, как будто фоновый шум. Будто кто-то смотрит ящик ночью, когда показывают только «снег», но телик, накрытый салфеткой, как у бабушки, со стоящей сверху вазой, был выключен. Магнитофон, может, врубили с пустой кассетой?..

За моей спиной раздался скрип, и мы все повернулись. Медленно открылась дверь в кладовку, и на пыльный ковёр шагнула нога в грязном кожаном ботинке.

— Яха, положи, — Якут убрал руку под куртку. — Кому говорят, положи.

Ручка, пуча глаза, как безумный, пялился на нас. Седые волосы торчали дыбом, а в руках он держал ржавый топор. Фонило от него бухлом, будто он искупался в спиртовой ванне прямо в одежде.

Всё это время, значит, сидел в кладовке, вот и куртка в пыли. Мой взгляд скользнул туда, и среди хлама я увидел огромный чёрный футляр от музыкального инструмента. Не это ли — та самая виолончель? Надо проверить.

Но топор — дело такое, опасное. Я тоже потянулся за оружием. Расстояние маленькое, а пьяный может пройти несколько шагов даже с пулевой раной и успеть ударить, пока не грохнется сам.

— Положи, Яха… — предупредил Устинов. — Не доводи до греха.

— Они опять вернулись, — проговорил Ручка. — Опять… поют! Чтобы я душил кого-то! Черти долбанные, они здесь ходят и ходят!

— Вот видите! — торжествовал Кобылкин. — Допился до белочки, слышит голоса и душит! Вот и…

— Яха! — позвал я. — Хватит! Не дури!

Топор грохнулся на пол, Ручка взялся за седые патлы, будто хотел их выдернуть.

— Опять поют, — пробормотал он.

— Прямо сейчас поют? — спросил я, ещё надеясь до него достучаться.

— Нет… — он действительно ответил именно мне, — я только пришёл, они давай петь. Потом затихли, — судмед затравленно огляделся по сторонам. — А потом тоже пели, и ходили тут, черти поганые! Потом тихо — и опять! Я спрятался в кладовку. А это вы припёрлись. Ох, как же достало…

— Ну, надо всё равно его увозить, — начал я.

Что-то не билось. Как тогда, с Кащеевым. Хотя улики твёрдые, как и в тот раз, но…

Ручка бессильно опустился на кровать… и тут же вскочил, нырнул в кладовку и захлопнул дверь.

— Вот *** твою мать! — Устинов вертел головой и прислушивался, с испуганным видом отошёл к стене. — А чё, белочка по воздуху передаётся? Или это я что недавно пил?

— Я тоже это слышу… И правда поют, — заметил Якут. — На латыни.

Пели хором, и я сразу понял, откуда шёл звук. Вот чего мне тогда не понравилось, тот странный фоновый шум. Я подошёл к шкафу, посмотрел внутрь, достал платок и взял с краю небольшой красный кассетный плеер с надписью Stereo.

Динамиков у него нет, поэтому к нему подключена маленькая монофоническая колонка из такого же красного пластика, что и сам плеер. Батарейки он должен жрать как не в себя, но сейчас заряд ещё оставался.

Плеер крутил кассету, из колонки шёл звук. Хоровое пение, на латыни. Сразу вспоминались все эти ужастики типа «Омена», где постоянно в страшные моменты пели монахи.

Я нажал на «стоп», и плеер замолчал. А потом снова на воспроизведение. Хоровое пение продолжилось, но теперь запись резко прервалась щелчком.

— Задуши соседку, — послышалось из колонки. — Задуши её — или убью тебя. Задуши…

Голос растянутый, неестественный, записанный с каким-то эффектом замедления, но фоноскопическая экспертиза должна показать, кто это говорил для записи…