— Марат Попов, — вслух читает Смагин. — Вроде боец такой был! — озаряет его.

— Ты уверен? — Кошусь на фото с кроссовками.

— Я в этом как свинья в апельсинах. А вот бывший начальник полюблял смотреть всякие бои. Он даже, кажись, болел за этого Марата Попова.

— Не за того он болел.

Вывожу на экран фотографию Попова и теперь уже вслух с уверенностью матерюсь.

Как сплоченная команда, кинолог и его клыкастый подопечный тоже не отстают. Смагин лупит по барабанным перепонкам отборным трехэтажным. Байкал, задрав башню, громко скулит.

Со стороны мы, наверное, смотримся как пациенты дурдома. Но от этого ни хрена не весело.

— Выходит, твоя барышня несколько лет жила с маньяком? — закончив упражняться в великом и могучем, спрашивает Смагин.

— В браке! — Открываю вкладку с семейным положением. — Пять лет.

— Все сходится, — озвучивает мою мысль кинолог. — Маньяк именно столько лет держался. Ни одного убийства. Как помер.

— А потом не выдержала она. Забрала сына и сбежала. — Дико хочется рвануть домой и сгрести в охапку мою жрицу.

— Что-то я даже представлять не хочу, какой сладкой была ее семейная жизнь.

— Она боится его до чертиков. — Вспоминаю слова подруги. — Потому работала неофициально. И мелкий в саду был зарегистрирован на фамилию соседки.

— Слушай, а то, что этот ублюдок вместо Москвы стал в Питере охотиться… Это не может быть связано с женой? Вдруг он ищет ее?

— Ищет… — Теперь все становится логичным и понятным. Никакой бабской ебанины. Нормальный человеческий страх и предельная осторожность. — Или нашел.

Я стараюсь в деталях вспомнить все, что казалось необычным рядом с домом — новую машину соседа, слишком маленькую для его большой семьи, неспешных прохожих — пожилую пару, которая внимательно разглядывала деревья за забором, незнакомого собачника с визгливой болонкой на коротком поводке.

Ментовский нюх подсказывает, что опасность может исходить от любого. Но потом я вспоминаю маленькую парковку детского сада и пулей срываюсь с места.

— Что такое? Ты куда? — следом выбегает Смагин с пушистым напарником.

— В детский сад!

— Так рано еще. Даже не обедали!

Кто о чем, а кинолог, как всегда, о желудке.

— Ему нужна не только Алена. Еще и сын! — толкаю железную дверь отделения и спешу к стоянке.

— Думаешь, он выяснил, где сад? — Кинолог равняется со мной и почти одновременно прыгает в машину.

Я за руль, а он с Байкалом назад.

— Выяснил, — цежу сквозь зубы. — Я почти уверен.

Пока доезжаем до детского сада, с меня от страха семь потов сходит. Уже и не помню, когда боялся чего-то так сильно. Наверное, не было такого.

Смагин тоже не образец спокойствия. В машине долбает меня вопросами о новой тачке, которую я утром приметил возле парковки. А на пороге сада достает ствол.

— Так, ковбой, ты и лошадь остаетесь на улице! — торможу я его. — Не хватало еще, чтобы детей перепугали. Лучше лапы в руки и осмотрите территорию.

— А если он внутри? — Крепкий орешек, похоже, основательно вошел в роль.

— Тогда вы вдвоем мне точно не поможете. Придется вызывать группу поклыкастее. — Пока нас и правда не засекли из окна, я прижимаюсь спиной к двери и начинаю готовиться.

Под внимательным взглядом Смагина, сую за спину пистолет. Прикрываю все это курткой и для удобства расстегиваю молнию.

На все про все — считанные секунды. Лучше, чем на любой тренировке. С нервами, как назло, так не получается. Сердце заходится от волнения, когда вхожу в просторное фойе. А десять шагов до двери нужной мне группы кажутся настоящим марафоном.

Перед глазами, как на повторе, мелькают лица убитых девушек и рожа Попова с двух сегодняшних фото. В ушах шумит. И дико хочется побить самого себя, за то, что еще утром не разобрался с подозрительной тачкой у ворот сада.

— Здравствуйте! — говорю я, входя в помещение средней группы.

Глазами тут же ищу свою дочь и мелкого жрицы. Окидываю взглядом игровой угол, стеллажи с конструкторами. Высматриваю своих гавриков возле столов для рукоделия.

— А вы сегодня что-то рано за Катенькой. — Закрывая мне обзор, идет навстречу воспитательница.