Шрифт:
Ячейка была создана в марте 1918 года в количестве 13 человек в составе:
1. Кирсанов Сергей — убит под Царицыном.
2. Забелин Сергей — убит под Царицыном.
3. Нефедов Василий — погиб в продотряде.
4. Давыдов Семен — вышел.
5. Терновский Николай — убит на Восточном фронте.
6. Попов Борис — умер от ран в госпитале.
7. Светков Николай — убит на Восточном фронте.
8. Никитин Петя — убит в боях с Юденичем.
9. Обухова Лида — повешена петлюровцами.
10. Каршина Клавдия — умерла от тифа.
11. Нижник Игорь — расстрелян колчаковцами.
12. Соболевский Володя — убит белогвардейцами под Тулой.
13. Уварова Мария — работает по вовлечению в Союз новой молодежи.
В настоящий момент вступают 31 человек.
С подлинным — Уварова.Москва. 17 августа 1920 года».
Кабинет В. И. Ленина. Л е н и н беседует с корреспондентом Российского телеграфного агентства Д о л г о в ы м.
Л е н и н (Долгову). Планы наши в Азии те же, что и в Европе: мирное сожительство с народами всех стран, просыпающимися к новой жизни.
Д о л г о в (записывая). Основы мира с Америкой?
Л е н и н. Пусть американские капиталисты не трогают нас. Мы их не тронем.
Д о л г о в. Польский вопрос?
Л е н и н. Как известно, Польша сперва захватила Киев, но мы ответили контрударом и подошли к Варшаве, затем наступил перелом, и мы откатились на сотню верст назад. Сейчас в Риге идут переговоры о мире, завершения которых мы ждем с надеждой.
Д о л г о в (не выдержав). Эх, Владимир Ильич, если бы мне можно было сказать…
Л е н и н. Не только можно — нужно.
Д о л г о в. Я только что из Европы. Знаете, как оттуда выглядят наши уступки и просьба о мире?
Л е н и н. Очевидно, потребуется время и известная широта взглядов, чтобы понять: один день мира даст строительству социализма гораздо больше, чем десять дней пускай даже победоносной войны.
Д о л г о в. Нет, Владимир Ильич, победоносная война открыла бы для нас в Европе такие возможности…
Л е н и н. Милый Саша, сколько вам лет?
Д о л г о в. Двадцать три.
Л е н и н (помолчав). В политике нам всем нужно иметь не только горячее сердце, но и холодную голову, иначе всегда есть опасность остаться в дураках. (Повторяет.) Война откроет возможности… Война — это война, это гибель людей, это разруха, голод, разорение сотен тысяч крестьянских хозяйств, это снова безотцовщина…
Д о л г о в. Но ведь главное — конечный результат, а это будет победа — и какая! Почему вы молчите, Владимир Ильич?
Л е н и н. Я думаю о цене, которую каждый раз приходится платить за победу. Эта мысль не оставляет меня никогда — ни днем ни ночью…
Телефонный звонок.
(Снимает трубку.) Слушаю. Здравствуйте, Георгий Ипполитович… Нет, деньги от Красина еще не распределили… Завтра, на Совнаркоме… Нет уж, вы меня в союзники не берите, будем решать по справедливости, кому нужнее… Как мне понравился скульптор? Все это на совести Луначарского! Мало того, что меня просили по часу позировать — состояние абсолютно невыносимое для меня, — но я же еще в отсутствие скульптора должен периодически поливать бюст водой, так как иначе, видите ли, глина сохнет и трескается… (Смеется.) Так и знайте: я вам этой затеи не прощу, отмщение грянет!.. Договорились. (Опускает трубку.) Товарищ Долгов, а как мы выглядим оттуда? Что говорят и думают наши друзья?
Д о л г о в. К сожалению, вынужден вас огорчить: говорят и думают плохо.
Л е н и н. Почему?
Д о л г о в. Всеобщее настроение — большевики изменили своему интернациональному долгу. Мировая революция задыхается. Уповали на советизацию Европы, теперь же о ней вспоминают как о прекрасной, но, увы, несбыточной мечте. Очень трудно защищаться.
Л е н и н. То есть?
Д о л г о в. Вы напрасно улыбаетесь. Невозможно объяснить европейскому рабочему, почему Красная Армия остановилась перед Варшавой и Германией, когда достаточно было маленького толчка, чтобы буржуазные правительства полетели. Вместо того чтобы идти на поклон в Ригу, надо было перегруппировать силы и на плечах Пилсудского ворваться в Европу. Вы даже не представляете себе, что бы там наделала конница Буденного!
Л е н и н. В Европе? Представляю…
Д о л г о в. Тем более…
Л е н и н. Это мысли ваши или…
Д о л г о в. Это взгляды наших друзей, которые я разделяю. Возьмите Англию. Там есть прекрасная группа рабочих-индустриалистов. Они готовы начать революцию хоть завтра, но им нужны руководители, которых могли бы им дать мы.
Л е н и н. Это, очевидно, о них писала мне Сильвия Панкхерст: «Замечательные люди, в характере которых имеется некоторая беспощадность, что пригодится нам в дни революции». Кажется, так.
Д о л г о в. Абсолютно точно! Я встречался с Сильвией и знаю об этом письме. Она просила вас использовать ваш авторитет и обратиться к английским рабочим с призывом к революции, но вы отказались. Ваш ответ был странным и разочаровывающим. Откровенно говоря, я думал, что ваш ответ — результат неосведомленности. Но когда я приехал в Москву, мне стало не по себе. Люди интересуются гвоздями, мясом, и никто не думает о том, что в тюрьмах Европы гниют наши братья, которых могла бы спасти Красная Армия, останься мы революционерами! Потом наконец я понял в чем дело. Можно?