Шрифт:
— Только не говори, что мясо зацепишь, — простонал Илья.
— Нет, тут оно вряд ли надо. Края раны ровные, сойдутся хорошо. А вот жирок подкожный швом захватить придётся. Ты не толстый, конечно, но и не тощий, с полсантиметра жира должно быть, я надеюсь. Как делаются узлы, я сейчас объясню.
Я обрезал нить, оставив примерно сорок сантиметров — чтобы с запасом. Сказал:
— Илюх, главное — не дёргайся. И расслабься, иначе тебе будет только больнее.
— Так, а вот это было нифига не сексуально!
— Готовься, я ввожу.
— Не… А-А-А-А-А! ЧТОБ ТЕБЯ ЛЕШИЙ ВЫЕ…
— Бал окончен, уроды! Можете валить! — заорала Юля охрипшим голосом, крепко держась за ствол сосны. Вероника со скалы напротив показала ей в ответ средний палец, даже не оборачиваясь. Остальные на её ор уже предпочитали не обращать внимания.
Когда волки показались, и стало ясно, что здоровенные — с телёнка блин размером! — зверюги их вот-вот догонят, декан потащил их не к деревьям, а чуть дальше. В том месте торчала большая — с пятиэтажку, наверное — скала. С их стороны — обрывающаяся обрывом. С другой, судя по виду, вполне имелся пологий подъём.
Но декана волновало не это, а здоровый такой каменный язык с плоской вершиной, выделяющийся из скалы у основания. Высотой — метра под три, наверное.
Туда он их и потащил, крича на ходу:
— Там удобнее будет обороняться. Лучше, чем на дереве.
Когда подбежали, декан затребовал, чтобы его подсадили. Этим занялся Рома. Сука-Вероника тут же тоже заорала, что она девушка и что вообще — дамы вперёд. Её подсаживать взялся Коля, даже в такой ситуации умудрившись под возмущённые визги облапать.
Юля осталась наедине с Орловым. А в голову стрельнуло вдруг…
Первое: а реально ли декана оборона волнует? Или он просто сообразил, что на дереве домогаться бесполезно, а вот на комфортабельной площадке в тени скалы — насилуй не хочу.
Второе: это её шанс сбежать. Не совсем — волки-то догонят. Просто отделиться от группы.
И Юля зарядила Орлову по яйцам во второй раз за день — и ломанулась к ближайшей сосне. Прямо навстречу волкам. Сзади что-то орали, но она ничего не слышала. С разгону запрыгнула на ствол, вцепилась, как обезьяна — и полезла. Откуда только силы взялись, после пробежки-то?
С волками она еле разминулась. Сначала почувствовала мощный удар в ствол, потом практически ощутила, как щёлкнула пасть в считанных сантиметрах от её ноги.
И — ползла, ползла вверх, не останавливаясь, пока не добралась до толстой ветки. Там и уселась. Вытащила из джинсов ремень, им пристегнулась к стволу — и только тогда почувствовала себя в безопасности.
Пока лезла, не слышала ничего. Даже имени своего не вспомнила бы, наверное. Когда осмотрелась, увидела, что волки окружили скалу, стояли и под её деревом, с интересом глядя вверх.
От умных и каких-то как будто бы даже насмешливых взглядов стало чертовски не по себе, на спине табунами побежали мурашки.
А декан — он сам себя переиграл. Волки явно могли запрыгнуть на скалу, но почему-то не лезли. Юля не слышала выстрелов, но, когда осмотрелась с высоты, увидела, что старый изврат перезаряжает ружьё.
Убить он никого не убил, только спугнул. Но — не прогнал совсем. Волки остались. И Юля, вдохновлённая бегством, радостно заорала компашке на скале:
— Хрен меня отсюда достанут! А вас, уродов, сожрут! Не сейчас — так когда вы уснёте! Когда без воды ослабнете! Ясно вам?!
Декан распсиховался и долго поливал её грязью в ответ. Слова о том, что ей тоже тут конец, Юля мимо ушей пропустила, уверенная, что дядя Никита найдёт её и вытащит. А вот от обещания старика пристрелить её, чтобы она сдохла первой, стало не по себе.
Спасибо хоть, урод сразу не выстрелил.
А дальше… Дальше она ждала. Уже несколько часов.
Иногда накрывало жалостью к себе и к ребятам, у которых шансов выжить просто не было — тогда Юля ревела. Иногда просыпалась злость и странное воодушевление. Девушка твердила себе как в бреду:
— Он придёт. Он придёт. Придёт.
Или — орала на декана и его шестёрок. Вот как сейчас.
Вдали иногда слышались выстрелы, провоцируя у компашки внизу бурные дебаты. Надеются, их спасут? Это дядя Никита, больше некому. Пусть лучше к волкам спускаются.
Хуже всего было то, что ела Юля в последний раз утром. А пила воду — как раз перед началом этого кошмара. А после был долгий изнуряющий бег на грани возможностей, после было карабканье по гладкому стволу сосны… Голод и жажда чем дальше, тем больше становились невыносимы.