Шрифт:
Я дохнул на окно, нарисовал пальцем на стекле пятиконечную звезду.
«И всё же, — сказал я, — Эмма, поищи, нет ли в сети оцифрованных старых газет. Меня интересует кировозаводская газета „Комсомолец“. Номера за январь и за февраль шестьдесят шестого года».
«Господин Шульц, к моему огромному сожалению…»
«Стоп. Но ведь что-то же нашла?»
«Господин Шульц, есть отсканированные номера газет „Комсомольская правда“ за январь и за февраль тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Если вас интересует конкретный номер…»
«Не интересует. Спасибо, Эмма».
Рядом со звездой на стекле я нарисовал сердце.
«Что мы имеем? — сказал я. — На концерте, точную дату которого я не знаю, убьют женщину. Личность женщины неизвестна. Причина убийства неизвестна. Всё неизвестно, кроме того, что убийца физрук. Ситуация станет ещё запутаннее, если в сорок восьмой школе несколько физруков мужчин. Их количество я сейчас выясню у Иришки. Это единственное, что я выясню сегодня. А вот что мне делать с остальными „неизвестно“ — это тоже пока неизвестно. Как тебе нравятся такие „неизвестно“, Эмма?»
«Господин Шульц…»
«Стоп. Это был риторический вопрос».
Я вздохнул.
«А вот прочие вопросы не риторические. Казалось бы, какое мне дело до того убийства? В СССР ежедневно сотни людей умирают насильственной смертью. Но вот именно это убийство, Эмма, мне всю малину портит. Я уже запланировал, что после февральского концерта зрители запомнят моё выступление. Которое там наверняка будет. А не убийство женщины. Эмма, это убийство случится совсем не в тему. Разобраться с ним обязательно нужно. Или физруку ноги сломаю, чтобы он на том празднике не появился».
Я провёл пальцем по запотевшему оконному стеклу — проткнул нарисованное сердце нарисованной стрелой.
«Поэтому я вижу сейчас перед собой две задачи. Слушай и не говори, что не слышала, Эмма. Во-первых, я разберусь с этим дурацким убийством. Как? Пока не представляю. А вот зачем — это я тебе уже объяснил. Я и себе помогу, и женщину спасу. Тут, как не погляди, сплошная польза. Раз уж я начал эту новую жизнь со спасений, то почему её так же не продолжить? Тем более, что я пока и варианта другого не вижу. Вот так вот, Эмма. А во-вторых, мне нужно разобраться с математикой. Как я это сделаю? Хм…»
— Die Nacht ist die Mutter der Gedanken, — произнёс я. — Ночь рождает мысли. В общем… разберусь.
Я зевнул.
В комнату вернулась Иришка.
Я тут же обратился к ней с вопросом.
Лукина сказала, что в сорок восьмой школе есть три учителя физкультуры. Она меня порадовала тем, что все три физрука в нашей школе — мужчины.
В четверг первым уроком у нас была математика.
В начале урока учительница со скорбным выражением на лице объявила, что мы её расстроили. Сказала, что ожидала от нас «большего». Напомнила, что до выпускного экзамена осталось четыре месяца («а некоторым — шесть месяцев до вступительных экзаменов в ВУЗ»). Вероника Сергеевна покачала головой, по-стариковски поохала (в её исполнении это оханье смотрелось забавно).
Она вернула нам тетради, в которых уже стояли оценки за проверочную работу.
Выждала, пока мы их откроем и спросила:
— Ну, что, ребята? Вы довольны своими результатами?
Глава 14
За окнами сорок восьмой кировозаводской школы ещё не полностью рассвело. Улица будто бы пряталась в тени. Но птицы уже проснулись. Звуки их звонких голосов проникали в класс даже через окна, где щели в рамах заклеили на зиму бумагой. Я с трудом, но всё же слышал едва различимое птичье чириканье. Оно звучало на фоне встревоженного шёпота школьников, шелеста тетрадных страниц и тихого гула ламп у меня над головой.
— Ребята, вы довольны вашими результатами проверочной работы? — повторно спросила молодая учительница.
Я заглянул в свою тетрадь — увидел там выведенную красными чернилами красивую цифру «пять» под честно списанной с промокашки Черепанова проверочной работой. Повернул голову, рассмотрел в Лёшиной тетради такую же пятёрку. Заметил, что Черепанов уже не любовался своей честно заработанной оценкой. Он чиркал карандашом по промокашке, вычерчивал там контуры то ли автомобиля будущего, то ли лунохода. Я заметил, как печально вздохнула сидевшая перед Черепановым Иришка.
— Трояк, — пробормотала Лукина.
— У меня тоже тройка, — сказала её соседка по парте.
— Вероника Сергеевна, у меня четвёрка, — сказала Надя-маленькая. — Я в третьем примере напутала.
— Я помню, Надя, — ответила учительница математики. — Ты почти справилась. Тебе немножко не хватило внимательности.
— А у меня тройка, — жалобно обронила Надя-большая.
— И у меня.
— У меня тоже трояк.
— У меня двойка. Родители меня убьют. Вероника Сергеевна, когда можно пересдать эту работу?