Лохов уже почти вопил в каком-то ёрническом экстазе. Иосиф Давидович, в свою очередь, уже ошалел от этой тарабарщины.

– Сколько?
– плаксивым голосом спросил он, - Я имею интерес спросить: сколько это стоит?

– Спасибо, спасибо! Извините, сейчас уточним, - отвернулся к свету, приподнял на лоб тёмные очки и склонился над листом с ценами компаньон. Тэ-э-эк-с, вот у нас расценочки, находим наш "Мисомекс"... Ага! Тринадцать тысяч у. е. То есть - условных единиц, а проще говоря, - баксов... Ну и, извините, на специальную бумагу, за машину, командировочные... Круглым счётом, извините, пятнадцать тысяч долларов. Спасибо!

Иосиф Давидович заёрзал на стуле - нестерпимо зачесался копчик. Это почти вся его потаённая незадекларированная заначка, которую он собирал-хранил в чулке на самый чёрный день и не доверял даже "Кредитсоцбанку" под честное еврейское слово Марка Соломоновича. Из этой заначки хозяин "Золотой рыбки" собирался только на дань рэкетирам-половцам нужное взять, а теперь и на это даже не останется...

Так глубоко погрузился-унырнул Иосиф Давидович в транс мучительных размышлений, что сам не заметил, как вслед за хозяином прошёл-прохромал в портретный зал, подсел к столу, выпил добрую гранёную рюмку, взялся жевать бутерброд. Лохов - змий-искуситель!
– не торопил, не подталкивал дорогого гостя. Пятнадцать тысяч долларов это - деньги!

– А я имею сказать вам пару слов, - очнулся, наконец, Иосиф Давидович.
– Какой вы имели интерес тянуть за резину? Я ваши деньги держал на руках ещё в католическое Рождество...

– Спасибо! Извините, Иосиф Давидович, - охотно, но как-то покровительственно, даже снисходительно взялся объяснять Лохов, - но вы же недооцениваете психологию и ментальность. Мы, русские, - люди нерешительные, в денежных делах, извините, робкие, нахрапом обогащаться не умеем большинство, по крайней мере. Ну, как бы я пришёл к вам, дорогой Иосиф Давидович, в своей кепочке, да и в первый же день, извините, с порога бы и бухнул: так, мол, и так, научился делать фальшивые деньги, идите ко мне в подельники!.. Смешно, извините! Нет, такое нахрапом не сделаешь. Это вам, извините, евреям, дал Господь талант, это вы за один день в состоянии крупное денежное дело провернуть, обогатиться даже и за счёт, бывает, другого... Недаром же в народе - уж простите, ради Бога!
– говорят: если родом ты жид, то и будешь всегда сыт!..

Иосиф Давидович поджал губы. Мало хама Кабана с его свинячьим хамством! Мало того, что жена-шикса не так давно даже при людях обозвала его, родного мужа и уважаемого старого человека "жидом пархатым"!.. Так теперь ещё и этот лох Лохов будет оскорблять-издеваться?! Встать бы да уйти...

– Какое глупство!
– совсем плаксиво выговорил он.
– В порядочном обществе после таких слов за руку не подают. Вы, наверное, есть антисемит!..

Хозяин вскочил со стула, сделал испуганное лицо, заприкланивался, прижимая руку к сердцу, заизвинялся жарко и вроде искренне:

– Простите! Извините, Бога ради, дорогой Иосиф Давидович! Что вы! Какие оскорбления? И какой я антисемит, Бог с вами! Антисемиты, если дословно, это противники семитов, то есть евреев, всех арабов-мусульман и даже эфиопов чернокожих... Ведь это глупство? Глупство!.. А "жид" - это, извините, не национальность, это же обозначение сущности человека, дорогой Иосиф Давидович. И Пушкин незабвенный, и Гоголь, и Чехов, и Достоевский слово "жид" употребляли широко - почитайте-ка их произведения. А им всегда и все руку подавали. Вы, извините, разве не подали бы руки Чехову или Достоевскому?!..

Вдруг Лохов как бы спохватился.

– Впрочем, простите-извините, Иосиф Давидович, куда ж это мы? О чем это мы? Иосиф Давидович, дорогой, вот сидят в глухом черноземном городе два человека - русский и еврей; хорошо сидят и делают общее хорошее дело. Ну, какие могут быть меж нами межнациональные розни-обиды? Между нами могли бы быть лишь заветные обиды-недоразумения - извините за каламбур. То есть, если бы один из нас жил по ветхозаветным законам - ну, там: око за око и прочее... А второй бы придерживался новозаветных заповедей Христовых, дескать, подставь левую щёку, если уже получил по правой... Причём, извините драгоценнейший Иосиф Давидович, при такой ситуации тому, кто чтит Ветхий Завет, жить-существовать намного прибыльнее и вольготнее, а второму - совсем наоборот... Не так ли?

Иосифу Давидовичу очень, до крайности уже не нравилась вся эта двусмысленная щекотливая болтовня с каждой рюмкой всё больше и больше пьяневшего парня.

– Я имею интерес видеть-знать гарантии, за которые вы говорили, - уже до неприличия плаксивым тоном оборвал он потенциального компаньона.

– Простите, простите! Вот они, - обвёл Лохов вокруг себя рукой.
– Я оставляю вам в залог эту трёхкомнатную квартиру стоимостью примерно в тридцать тысяч долларов и самое дорогое, что у меня есть - Баксика и Марку...

Кот и такса, услыхав свои валютные клички-имена, приоткрыли со сна мудрые свои зенки...

Что ж, квартира - это весомо.

4

Тот чёрный для Лохова день - был предпраздничным, канун православного Рождества.

Конечно, тут он сам виноват: забыл, что начался год Крысы, не сосредоточился, не напрягся. Народу в магазинчике, как и водится в такой канунный день, - невпроворот. Шум, толкотня. Часов около одиннадцати к прилавку протиснулся мальчик-салапет лет семи: чёрные кудряшки из-под вязаной шапочки, глаза большие тёмные туманятся слезой, лицо жалобно-плаксивое.