Затем всё же пробормотал:

— Scheisse.

В субботу утром за завтраком Иришка спросила:

— Вася, ты часом не заболел? Вася!

Она постучала ложкой по чашке.

Я отвёл взгляд от трещины на стене, посмотрел на свою двоюродную сестру.

Поинтересовался:

— Почему ты так решила?

Иришка указала не меня чайной ложкой, чуть сощурилась.

— Я же вижу, что ты сегодня странный, — сказала она. — Слышала, как ты ночью ворочался на кровати, скрипел пружинами. Из-за этого скрипа я несколько раз просыпалась. А ещё ты полночи кряхтел, как старикашка. Теперь вон, с краснющими глазищами сидишь. Ты вообще сегодня спал или так и ворочался до утра?

Я заглянул в чашку, где на поверхности кружили крупинки высушенных чайных листьев.

Ответил:

— Вздремнул немного.

— Ты температуру померил? — спросила Иришка. — Может, тебе врача пора вызывать?

Она положила ложку на стол, шумно отхлебнула из чашки. Не сводила с меня глаз.

Я усмехнулся и покачал головой.

— Всё нормально со мной. Точно. Это я ночью рассказы нашей классухи вспоминал. Она нам вчера рассказывала о начале войны. Рассказала, как попала под бомбёжку, через несколько минут после того, как эшелон с женщинами и с детьми отъехал от станции. Тогда много людей погибло. Некрасова несколько дней приходила в себя после контузии в доме незнакомой женщины. Ты знаешь, что её муж и сын погибли в июне сорок первого?

Лукина повела плечом.

— Слышала… что-то об этом. Девочки в школе говорили.

— Сына Лидии Николаевны похоронили в братской могиле в белорусской деревне, — сообщил я. — Вместе с другими жертвами той фашистской бомбёжки. Около этой братской могилы после войны положили памятные плиты с именами пассажиров, погибших во время бомбёжки эшелона. Лидия Николаевна каждый год туда ездит: летом, во время школьных каникул.

Иришка вздохнула.

— Кошмар, — сказала она. — Классуха тогда чуть постарше нас была. Сразу потеряла и мужа и сына. Ужас.

Лукина покачала головой.

— Ей в сорок первом исполнилось двадцать лет, — сказал я.

— М-да, — произнесла Иришка. — Хорошо, что я вчера с вами не пошла. Тоже бы сегодня всю ночь в постели ёрзала.

В школе около гардероба меня и Иришку встретили Черепанов и Надя Степанова. Они не пошли в класс — отозвали нас в сторону: к окну. Выждали, пока мимо нас пройдут шумные школьники. Переглянулись, точно заговорщики. Я отметил, что Черепанов и Надя сегодня выглядели почти такими же не выспавшимися, как и я (будто тоже вечера вечером прослушали статью из газеты «Брестский курьер»). Черепанов тряхнул портфелем, шумно выдохнул.

— Вася, мы тут подумали, — сказал он, стрельнул взглядом в Надино лицо, — насчёт вчерашнего…

Черепанов замолчал, проводил взглядом троих взъерошенных пионеров, словно увидел в них вражеских шпионов.

Пионеры поднялись по лестнице на второй этаж.

Алексей продолжил:

— Я про того мужика вчерашнего говорю. Который нашей классухе жизнь портит. Про алкаша в майке.

Черепанов будто в поиске поддержки взглянул на Надю.

Степанова кивнула.

Лёша перевёл взгляд на меня и спросил:

— Может, мы сами на него заявление в милицию напишем? А чего он над ней издевается?! Она уже которую ночь толком не спит. Сама об этом вчера говорила. Так она и в больнице окажется. Из-за недосыпания. Да и нервы этот алкаш ей портит.

Я увидел, как Черепанов сжал кулаки.

Надя будто бы невзначай прикоснулась к Лёшиной руке.

— Я понимаю, что он ветеран, — сказал Алексей. — Но её нам тоже жалко! Пусть отселят его в другой дом. Или пускай в вытрезвитель его по вечерам увозят. Чтобы он там буянил. А нашей Лидии Николаевне чтобы жить не мешал.

Надя Степанова кивнула.

— Я согласна с Алёшей, — сказала она. — Давайте в милицию сообщим.

Надя и Лёша посмотрели мне в глаза.

— О чём вы говорите? — спросила Иришка. — Что за мужик? При чём здесь Лидия Николаевна?

Я поднял руку — Лукина замолчала. Я пообещал Иришке, что позже ей «всё расскажу»: дома.

— А можно с Генкой Тюляевым поговорить, — заявила Надя.

Она взглянула на Черепанова и поспешно добавила:

— Генка, конечно, вредный. Но он ведь неплохой парень. Его отец — начальник милиции. Пусть Гена с отцом посоветуется. Может, его папа нам поможет…

— Только не Тюляев, — заявил Алексей. — Вы хотите, чтобы о нашей классухе потом сплетни по школе ходили?

Иришка нахмурилась. Но промолчала.

Надя вздохнула и сказала:

— Ладно. Тогда… сами в милицию пойдём. Вася, я правильно говорю?

Степанова, Черепанов и Лукина взглянули на меня — замерли в ожидании моего решения.

Я покачал головой и заявил:

— Не нужно пока никакой милиции. До понедельника подождите.

— Почему?

— Потому что в понедельник милиция, быть может, уже и не понадобится.