Шрифт:
Ничего, ровным счетом ничего страшного. Дежурная санобработка склонных к запаршивленности рядов. И можно еще попенять профессору Язеву за чрезмерную эмоциональность — он буквально заболел от первых же раскатов нежданного грома.
10 мая его верный помощник ассистентка Кедрова пишет письмо в ЦК партии — под впечатлением случившегося, где, в частности, сообщает:
„... профессор Язев сидел в первом ряду и в середине речи следующего выступавшего он почувствовал себя плохо, стал терять сознание, и его вывели в его кабинет, где близкими были приняты меры скорой помощи, а затем на машине начальника института я и Кудряшов Л.К. сопроводили профессора в тяжелом сердечном припадке на его квартиру за четыре километра...
Сегодня второй день профессор Язев не встает с постели...“
Но, видимо, ни на кого, кроме Кедровой, обморочное сознание Язева впечатления не производит.
14 мая 1947 года. Собирается партийное бюро НИВИТа. В повестке дня — разбор выступления Язева И.Н. на партийном собрании. Докладчик тот же.
Кушерев. „В партийное бюро поступило заявление члена ВКП (б) Котина о том, что тов. Кедрова распространяет на геодезическом кружке письмо тов. Язева тов. Сталину. В юбилейный сборник НИВИТа тов. Кедрова дала статью о профессоре Язеве, в которой привела этот рапорт-письмо и восхваляет профессора Язева. (Тов. Кушерев зачитывает рапорт и выдержки из статьи Кедровой). Вот об этих документах я и говорил на партийном собрании.
Коммунистка Кедрова неизвестно для какой дели (очевидно, в порядке подхалимажа) распространяет странное фантастическое письмо коммуниста Язева. В этом письме ученый-коммунист рассказывает о том, как он ловил коварного старика Полюс, спутавшегося с целой артелью богов, причем среди этих богов есть и развратные типы.
Все это подписано „Главнокомандующий..." (см. раньше — З.И.) Ученому-коммунисту несолидно пользоваться в своих трудах божественной мифологией. Форму рапорта с такими подписями можно расценивать как пасквиль на приказы, издававшиеся в нашей стране в период Великой Отечественной войны...
Если они не поняли всего этого, то это свидетельствует об их недостаточной политической зрелости..."
Первым выступает Язев, преодолевший, по-видимому, недуг ради самозащиты. Ему дают высказаться. Кажется, он еще вполне владеет собой.
Язев. „В 44-м я закончил свою научную работу, защищал ее в Москве, где выяснились две точки зрения на перемещение полюса. Я выступил против геофизической теории, доказал, что перемещение полюса зависит от космических причин. Знал, что моя теория встретит значительное противодействие со стороны некоторых ученых, в частности, академика Орлова. Звание мне не присвоили. Я приехал в Сибирь и снова начал проверять свои расчеты, свою теорию. Оказались удивительно ценные результаты, я был в восторге (обратим внимание: „в восторге!" — З.И.), мои коллеги поздравляли меня. Так как из 26 моих работ эта является самой ценной, я и посвятил ее другу науки и прогресса тов. Сталину.
(В книге посвящения нет. Только Сенека. Значит ли это, что профессор не хотел тиражировать своего „друга науки и прогресса"? Или речь идет о другой публикации? Не ясно. — З.И.)
Теперь о моем рапорте. В начале рапорта я написал: „По примеру великого полководца Кеплера о Марсе". Рапорт я писал не только для сегодняшнего дня, а для будущих поколений, его читают сейчас и будут читать завтра. (Какое грустное заблуждение, оказавшееся в то же время не менее грустным прозрением! — З.И.)“
Вопрос: Когда был написан рапорт?
Ответ: В конце 44-го года.
Вопрос: Состояли ли вы тогда в партии?
Ответ: Нет, я вступил в кандидаты партии в 46-м году.
Вопрос: Почему вы взяли цитату философа Сенеки?
Ответ: Потому что это было наиболее подходящее изречение.
Вторая „обвиняемая" выступает коротко.
Кедрова: „Рапорт товарища Язева я зачитывала на кружке по просьбе студентов и поясняла суть рапорта на примере."
Как хочешь, так и понимай. Может быть, протокол не дословен. Может быть, выступающая растеряна.
А члены партбюро высказываются охотно и местами вполне здраво. Еще преобладает воспитательный тон.
Пищаев: В рапорте тов. Язева нет никакого извращения нашей идеологии. Вопроса о работе профессора мы не ставим, мы не компетентны. Дело в том, что рапорт стал распространяться среди студентов, и многие возмущались: кто, мол, так грубо посмеялся над профессором?
Конечно, форма неправильная. О всех достижениях в науке, промышленности, сельском хозяйстве и т.д. рапортуют в определенной форме, из которой понятно всем, что именно хотят рассказать тов. Сталину, какие достижения получены. И нет необходимости брать рапорт за несколько столетий назад как образец. Это характеризует некоторую нескромность профессора Язева, излишнее афиширование.
Ладкова: Рапорт написан в 44-м году. А сейчас руководством в нашей работе должно служить решение ЦК ВКП(б) об идеологической работе. Товарищ Язев должен понять, что сейчас не следует зачитывать рапорт Кеплера.
Атюков: Так я бы не решился написать своему другу, а не только вождю.
Корин: Ошибка Язева в том, что он выбрал неудачную форму для своего рапорта. Основное качество, которое должен воспитывать молодой коммунист, — это скромность, которая украшает большевика.
Кушерев: Не было необходимости писать цитату Сенека (так в протоколе — З.И.). Рапорт тов. Язева несовместим с нашей эпохой.