Шрифт:
– Поздно уже, давайте спать.
А сама ушла в ванную.
Дед смерил Женьку одобрительным взглядом и выдал:
– А ты продуманный парень.
Евгений только шевельнул бровями:
– В этом деле главное…
– Вовремя промолчать, - сказал Егор, выразительно взглянув на обоих.
– Сворачиваемся. Младший, прибираешь тут. Я пойду стелить. А ты, - он посмотрел на деда.
– Так и быть, можешь дедовать.
***
Глубокая ночь, надо было как-то всем ложиться спать. А хата у Егора не резиновая, спальных мест раз-два и обчелся. Но ничего, как-то утряслось.
Деда и зятя Егор устроил валетом на диване в центре студии. Влада ушла спать в лоджию. Егор, как гостеприимный хозяин, ложился спать последним. Постелил себе в лоджии на полу и честно проворочался там целых пять минут. Потом так как-то само собой вышло, что они с Владой улеглись на той кушетке вместе.
И постепенно небольшая холостяцкая берлога, напоминавшая теперь лагерь беженцев, погрузилась в сон. Делами решили заниматься с утра, на свежую голову.
А утро, как это часто (или не часто - выбрать любое) бывает, принесло сюрприз.
***
Но прежде не о том.
Красное и черное
Когда Семен подогнал машину к невзрачной хибарке в частном секторе, Марианна не хотела выходить вовсе. Думала про себя: с чего это какой-то левый мужик будет лимитировать ее жизнь?
За дорогу она успела немного оклематься, ее уже не штормило так сильно. Сейчас произошедшее казалось идиотизмом. Стоило вспомнить все, и просто тянуло закрыть лицо рукой и выть от досады и злости. Так унижаться. И перед кем?!
Впрочем, плевать. Плюнуть и растереть.
Мужик остановил машину перед какими-то покосившимися воротами и повернулся к ней. Думает, она сейчас пойдет с ним? Смешно! Какой-то вышибала из вшивого бара. Урод лядский. Лузер. Отстой.
– Дай ключи, - сказала она ему.
Но он только хмуро посмотрел на нее и сказал:
– Выходи, если не хочешь сидеть здесь всю ночь.
Встал с места и пошел к воротам.
– Ты! Ключи отдай! – заорала она ему вслед.
Но тот даже не обернулся, преспокойно стал возиться с замком на калитке.
Все это: жалкий забор, облезлые ворота, заросшая сорняками глушь, все неожиданно напомнило Марианне дыру, в которой она жила когда-то в детстве. Злость и дикий протест взвились в душе горячей волной.
– Ну, погоди, урод! – выругалась она сквозь зубы. – Сейчас твою хату тут накроют!
Быстро вытащила из сумки телефон и стала судорожно тыкать на иконки. Но связи не было. Ни одной палочки. Она просто взвыла от злости.
А этот тип обернулся к ней:
– Идешь?
– Пошел ты! – взорвалась Марианна.
– Как знаешь. Не загонишь машину во двор, - он не спеша огляделся и скучно произнес: – Тут полно деклассированных элементов. Не удивляйся потом, что тебе гвоздем разрисуют капот. Выходи, если поняла.
– Гад! Какой же ты гад! – теперь она просто вылетела из машины, хлопнув дверью.
– Иди, открывай ворота, - проговорил мужчина, хмуро глядя на нее.
Ее от злости просто трясло. Проклятые ржавые ворота, проклятая грязь, облупившаяся краска, проклятый засов! Она перепачкалась и сломала ноготь, пока, ругаясь на чем свет стоит, открыла сначала одну, потом другую тяжелую створку. После этого он загнал машину во двор. Вышел, обронив ей:
– Закрой ворота.
Она снова взвыла в голос от злости и все равно услышала, как пискнула сигнализация. Значит, этот тип, пока она боролась с тяжелыми створками, успел запереть машину?!
Так и есть, он пошел к крыльцу. А ей… Даже в машину не попасть! Не ночевать же на улице?!
Но когда она смотрела на покосившиеся деревянные ступени крыльца, ей становилось плохо. Она просто не могла войти в этот дом. Это было все равно что вернуться в свое кошмарное детство! Она же поклялась, что никогда больше ЭТОГО не будет в ее жизни!
– Нет, - Марианна, как в трансе, покачала головой. – Я туда не пойду.
Ужас и отвращение.
– Заходи, не стой, - проговорил Семен. – На улице змей полно и бродячие собаки ходят.
В кустах, которыми зарос запушенный двор, как раз послышался шорох. Остаться на улице ночью – немыслимо. Но как же трудно было принудить себя подняться на крыльцо, ей приходилось заставлять себя через силу. А чего стоило переступить порог…
Но, как только вошла, все обрушилось на нее разом отвратными тошными воспоминаниями. Марианна больше не могла сдерживаться, стала задыхаться, потекли бессильные злые слезы. А этот доморощенный гуру еще сказал: