Шрифт:
Его темница была тесной и узкой: ему помнится, что как-то раз, раскинув руки, он коснулся двух противоположных стен. А прежде она казалась ему необъятной; незримыми цепями прикованный к своей подстилке, Каспар никогда не покидал угла, в котором спал без сновидений или сонно бодрствовал. Сумерки и полный мрак отличались друг от друга – вот и все, что было ему известно о дне и ночи, он не знал, как их назвать; просыпаясь ночью и вперяя взор в темноту, он уже не видел стен»[11].
Итак, с одной стороны – мрак, теснота, состояние то ли смерти, то ли предрождения (темница, однажды отверзающаяся и выпускающая героя в мир, – чем не символ материнского лона; фрейдистские символы рассыпаны по роману, ничего удивительного в том нет, вспомним время написания – 1908 год); с другой – роскошный дворец, блеск золота и сияние мудрости (книги).
Кто же он, герой романа Якоба Вассермана?
Придя в обычный мир, Каспар постепенно проходит несколько этапов адаптации (пока назовем это так), причем эти этапы отличны друг от друга и тщательно отобраны Вассерманом.
Простейшее образование, умение говорить, читать и писать, которое ему сообщает уже упоминавшийся Георг Даумер.
Затем – опека некоего барона фон Тухера, аристократа и эстета.
Затем – фрау Бехольд, пытающаяся научить юного «Маугли» искусству любви.
Наконец – солдафон и тоже учитель Квант, во время жизни у которого найденыш и погибает от руки таинственного незнакомца. Прибавим к этому общую опеку, которую осуществляет блестящий юрист, уже упоминавшийся нами Пауль Иоганн Ансельм фон Фейербах: олицетворение Закона. Иными словами – Хаузер проходит адаптацию юридическую, образовательную, эстетическую, эротическую…
Но почему же ни у кого ничего не получилось, почему герой романа не был принят обществом, почему он погибает?
Якоб Вассерман писал свои книги для евреев и о тех проблемах, которые в наибольшей степени волновали евреев Европы вообще и Германии, в частности. Он начинал свое творчество романом «Цирндорфские евреи», а закончил эпическим «Агасфером». Проблемой, находившейся в центре его романов, была проблема национальной и общественной самоидентификации и судьбы еврейского народа. Выходом для евреев, единственным выходом, позволявшим преодолеть «архаику», «окаменелость» традиционного иудаизма и войти в «цивилизованную семью народов» он считал ассимиляцию.
Именно об этом повествует его роман. Каспар Хаузер (не исторический, а романный) проходит последовательно те формы ассимиляции, которые так или иначе пытались пройти до него и после него современники и соплеменники Якоба Вассермана, европейские евреи, – гражданскую и политическую эмансипацию, борцов за которую символизирует Пауль Иоганн Ансельм фон Фейербах, эстетическую, культурную адаптацию, выражаемую бароном фон Тухером; наконец, «биологическую» (назовем ее так) ассимиляцию в объятьях госпожи Бехольд. Все это – во имя бегства из тесной и темной «архаики» иудаизма.
Но все оказывается напрасным. Каспара обучают только до определенного уровня, после чего «Даумер почему-то охладел к своему ученику». К искусству, к европейской эстетике он допускается лишь в качестве восторженного и молчаливого почитателя; стоит ему сделать какое-то замечание, как тут же:
«Я не требовал от тебя суждений о музыке и не собираюсь облагораживать твой музыкальный вкус»[12].
Все прочие попытки столь же бесплодны. Чем меньше Каспар походил на окружающих, тем больше интереса и даже снисходительного сочувствия он вызывал. Чем ближе он подходил к цивилизации (чем ближе его к ней подталкивали), тем холоднее и враждебнее к нему эта цивилизация становилась. Он был чужим, чужим и остался. Близость чужого оказалась неприемлемой для окружающих.
Именно после того как Хаузер с горечью осознает то, что его не принимают и не примут за своего, он начинает видеть сны о своем высоком происхождении. И это как раз объясняется очень просто. Хасидский цадик, рабби Леви-Ицхак из Бердичева, говорил: «Каждый еврей – царский сын». Разумеется, это не материальное, земное царство – потому наяву рассказать наш герой может лишь о темной и тесной каморке. Но это – царство. Подлинное прошлое Каспара Хаузера – царский дворец, принимавшийся им за темную и тесную каморку. Царский дворец, исполненный света мудрости.
И вот тут-то, вскоре после осознания неудачи того, что мы сегодня называем ассимиляцией, он встречается с убийцей.
Сколь пророческими оказались эти сцены, можно убедиться по детали поистине чудовищной: Каспар ранен кинжалом прямо в сердце, но крови было мало, и ему не поверили! Он говорит, что ему больно, а над ним смеются. Ему объявляют, что никому бы и в голову не пришло его убивать, что это наглая ложь и дикие фантазии:
«Укололи его! Кто же это, интересно, вас уколол? И зачем? Чтобы вытащить несколько жалких грошей из вашего кармана? Чушь какая!..»