Шаман-кот, этот опытный психолог, за долгие годы поднаторевший в беседах с озабоченными и озадаченными клиентами, мгновенно сцапывает замешкавшуюся мышку-меня. Садится прямее, с треском распахивает пестрый веер. Я машинально таращусь на богатый узор: люди, лошади, журавли, драконы мелькают, трепещут, движутся на пластинах веера; вот-вот оживут и спрыгнут на стол. С усилием отвожу взгляд: это что, аналог усыпляющего маятника гипнотизера? Веер схлопывается, открывая лицо шамана. Некоторое время мы вновь молча глядим друг на друга.

Лицо мужчины расплывается в улыбке. Но тепла или веселья в этой улыбке не больше, чем у актера театра масок.

— И-ишь какая эта девушка! — восклицает предсказатель нараспев. — Аж двое мужчин вкруг нее вьются!

Если бы! Очень хочется демонстративно оглядеться: где и кто эти двое?! Ладно, Чэн Маркус — понятно… А второй? Преподаватели на моей кафедре давно и прочно женаты, юношей-студентов за мужчин я не считаю, в соседях в подъезде старушка, пожилая пара и девушка… Работа, посиделки с подругами, дом, визиты к маме в выходной — вот и весь мой мир. И круг общения.

Я продолжаю упорно молчать. Шаман непритворно тяжело вздыхает:

— Ай-я, ну что за упрямица!

Если он опять сейчас начнет сыпать ругательствами, тут же встану и уйду! Невзирая на обещанный скорый визит неизвестного за-меня-просителя. Или шаман это понимает, или с каждым клиентом он ведет себя по-разному. Со следующим длинным вздохом мужчина достает колоду карт — таких же пожилых, как и их хозяин — и начинает выкладывать на стол, непрерывно что-то ворча себе под нос: то ли приговаривая свое магическое, то ли все-таки поругиваясь — я благоразумно не вслушиваюсь.

— И что тут у нас? — Качая головой, предсказатель разглядывает получившийся расклад: похоже, сейчас мне посулят семь лет несчастий и одинокую безбрачную жизнь (вот тут совершенно не возражаю!), если я тут же не куплю следующий чудодейственный талисман. Но мужчина вдруг закатывает глаза и с хрипом валится лицом прямо в разложенные карты…

Инсульт? Инфаркт? Обморок? Шаман уже не молод… Звать на помощь? Бежать? Звонить в неотложку? Телефон, где мой телефон?! Хватаюсь за сумку, слепо шарю в ней, не сводя глаз с взлохмаченного затылка мужчины.

Уже вытаскиваю мобильник, когда гадатель неожиданно длинно вздыхает и поворачивает на столе голову. Наклоняясь, окликаю осторожно:

— Аджа… Благословенный? Вам плохо?

Бормочет что-то. Наклонясь, прислушиваюсь.

— Что?

— Тыковка…

— Что вы сказали?

— Тыковка моя… — Шаман поднимает голову, медленно выпрямляется. И я цепенею.

Острое лицо мужчины меняется: плывет, округляется, смягчается, покрывается мелкими морщинами. Даже яркие черные глаза становятся какими-то блеклыми. Старческими. И смотрят на меня очень ласково.

— Вот и свиделись с тобой, тыковка…

И тут вопреки всему я узнаю…

— Няня Ван?!

Я вылетаю из салона гадателя, как ошпаренная. Вслед мне несется крик — и не поймешь чей, то ли высокий мужской, то ли хриплый женский: «Беги от него! Беги, тыковка! Он опасен! Он несет сме-ерть!..»

Заворачиваю за угол — и сталкиваюсь с Вивьен. Подруга с аханьем роняет на асфальт стаканчики мороженого.

— Эби, ты куда так несешься?! Посмотри, что наделала!

Я стою столбом, глядя, как причитающая Вивьен вытирает салфеткой свою заляпанную мороженым блузку. Постепенно это обыденное действо и привычная обстановка вокруг — выходящий с пакетами из магазина народ, компания горластых школьников, проезжающие машины, припекающее солнце, доносящиеся из соседнего кафе запахи еды — приводят меня в чувство: как будто я наконец вынырнула на свет из темной глубины пруда. Или очнулась от бесконечного бессвязного сна. Подруга поднимает голову и восклицает:

— Эби, да на тебе лица нет! Что случилось? Тебе позвонили? Или шаман что-то страшное сказал? Ты чего молчишь, а?

С полминуты смотрю на сыплющую вопросами встревоженную Вивьен, потом разворачиваюсь и возвращаюсь.

Войти в гадательный салон сейчас труднее, чем нырнуть под ледяной душ; приходится несколько раз длинно вздохнуть-выдохнуть и сжать кулаки, прежде чем я решаюсь вновь шагнуть в душный, заполненный запахом благовоний полумрак.

Вот на ком на самом деле нет лица! То есть знакомого лица: за время моего отсутствия хозяин уже смыл свою рабочую раскраску и снял женскую одежду; увидишь на улице, не узнаешь. Вместо разукрашенной страшноватой куклы меня встречает самый обычный немолодой седоватый мужчина, вдобавок довольно бледный — то ли от вечного бдения в своем темном салоне, то ли беседы с духами даются нелегко. Смотрит на меня с удивлением, но интересуется вполне приветливо: