– Подозреваю, – откликнулся Кратов. – Маленькая поправочка: это не люди. Это эхайны.

– Я не ксенолог, – возразила Озма. – Такие тонкости для меня ничего не значат. У него две ноги и две руки. И он похож на одного моего знакомого с Магии. Тот был хорридиор… даже еще безобразнее… Наверное, я должна скорбеть о нем?

Кратов пожал плечами.

– Наверное, – сказал он. – Это было бы вполне уместно. Юзванд погиб, защищая нас. Конечно, он делал это вовсе не из соображений гуманизма, как поступили бы люди. У него был приказ, и он честно исполнил свой долг воина-эхайна. Хотя, возможно, у него был выбор, и он выбрал не самое легкое.

– Дайте еще глотнуть, – сказала Озма.

Кратов протянул ей початую еще на полянке флягу из бронемеха. То, что там было внутри, назвать водой можно было лишь условно. И, кажется, в этом напитке содержалось порядочно алкоголя.

– Почему мы не можем идти по дороге? – в десятый уже раз капризно осведомилась Озма. И сама же себе ответила: – ах, да… воздушная разведка хостис… неприятеля. Катулина…

– Что? – переспросил Кратов.

– Собачье мясо… это я так ругаюсь. А кто наш неприятель?

– Пока что все, кто ни есть вокруг, – рассеянно промолвил Кратов. – Ничего, скоро мы придем.

– Никуда мы не придем. Мы вообще идем не в ту сторону!

«Хорошо сказано, девочка, – подумал Кратов. – Куда бы мы ни шли, все едино окажемся не там, куда хотели… Просто замечательно: впервые за много лет я, угодив в лоно чужой и, в общем, даже неизученной цивилизации, веду себя не как ксенолог, а как полный идиот. То есть, конечно, какие-то позывы к рассудочной деятельности во мне еще сохранились. Иначе зачем бы я копался в их информационных отбросах, что любезно навалили передо мной мадам геобкихф и светлой памяти младший геургут?.. Но в остальном я похож на растерянного дурня, которого выпихнули перед строем и сказали: будешь играть сеанс одновременной игры в маджиквест на пятидесяти досках, и только попробуй, сволочь, не сведи положительный баланс! – Он покосился на задумчиво ковылявшую рядом в своих нелепых туфельках Озму. Судя по сосредоточенному и словно слегка подсвеченному изнутри чумазому личику, она опять собирала какую-то мозаику из разбегающихся нот. – Ладно, баланс мы, надо полагать, сведем. Не стоит нынче передо мной задачи установить плодотворный и взаимовыгодный контакт. Это уж как-нибудь потом, на досуге… Нынче я здесь лишь затем, чтобы вытащить из беды эту женщину. Тоже удумали, господа вояки: брать женщин в заложники! Уж я вам эту охоту надолго намерен отбить всеми подручными средствами, от дреколья по фогратор включительно. И я вытащу ее отсюда, чего бы это не стоило мне и Эхайнору…»

– Вы знали тех, кто был убит на Пляже Лемуров? – спросил он.

– Да, почти всех, – сказала Озма, выходя из творческого транса. – Они работали со мной несколько последних лет.

– Расскажите мне о них.

– Зачем?!

– Мне не хватает злости на Лихлэбра.

– А кто это? – спросила она бесхитростно.

– О, дьявол! – сказал Кратов и озадаченно рассмеялся. – Этот негодяй вам даже не представился?

– Я уже говорила вам: у меня плохая память на имена. Ведь это какое-то имя?

– Так зовут эхайнского громилу, который заварил всю эту кашу. – Озма продолжала глядеть с наивным недоумением, и он вынужден был пояснить: – Здоровенный желтоглазый парень, который явился к вам в попугайной распашонке и дурацких шортах, уволок к себе на корабль, получил от меня по роже и…

– …переоделся в еще более смехотворный мундир, когда мы сюда прилетели, – покивала она. – Я вспомнила. Так это он здесь самый главный?

– В масштабах этого мира он всего лишь мелкий интриган и бунтовщик. И во всех ваших нынешних неудобствах виноват именно он. – Кратов усмехнулся и, пытаясь пробудить в себе ощущение священной ненависти, произнес: – Кьеллом Лгоумаа, третий т'гард Лихлэбр.

– Что такое «т'гард»? – немедленно спросила Озма.

– Что-то вроде графского титула. Здесь все еще есть аристократы и простолюдины. Эхайны низкого происхождения, отчаянно ненавидя всех этих т'гардов, т'литтов и прочую знать, столь же отчаянно рвутся стать ими. Как, например, младший геургут Юзванд. Прикончить патриция Гтэрнегха было ему в радость. А стал бы он, скажем, четырнадцатым т'гардом Азитуэбром, то презирал бы всю эту подлую чернь, как презирали его.

– Общество не может устоять на презрении и ненависти, – робко заметила Озма.

– Может, – сказал Кратов. – Хотя и недолго. Наверное, я утрирую. Тот же геакетт Кэкбур – явный плебей, а эта ваша беллатрикс, леди Эограпп – рафинированная аристократка. Непохоже, чтобы они не ладили. Да и покойный Юзванд перед ней преклонялся.

– Как вы можете запоминать столько имен, столько чужих слов? – поразилась женщина. – И откуда вам знать, кто кого ненавидит или боготворит?!

– Я немного умею читать мысли, – солгал он, чтобы не углубляться в пространные разъяснения насчет эмоционального фона.

– О чем я сейчас думаю? – прищурилась Озма.

– Ну, это нетрудно угадать, – рассмеялся Кратов. – Вы не прочь глотнуть еще немного из фляжки, хотя глазенки ваши уже изрядно косят. Вы хотите укусить меня… или ущипнуть… в общем, нанести мне маленький, но ощутимый ущерб, чтобы я не сильно выпендривался. А еще вы устали и опять хотите ко мне на руки.

– Вы угадали почти все! – с негодованием воскликнула Озма и, примерившись, сильно ущипнула его за локоть.

– Остальные желания тоже вполне выполнимы, – сказал Кратов, протягивая ей фляжку.