— А кто такой Касьян? — спросил Дилан. Это имя он слышал впервые.

— Святой немилостивый, — ответил Ивка. — Двадцать девятого февраля его празднуют. По деревням в этот день избы запирают и даже по нужде стараются не выходить, особенно до полудня.

— Да не святой он! — вмешалась Любаша. — Недаром говорят: Касьян на что ни взглянет — всё вянет.

Русалки дружно закивали:

— На скот глянет — скот дохнет, на дерево — дерево сохнет.

— Касьян всё косой косит.

— Он лихоманки на двенадцати цепях держит, за двадцатью засовами. А как захочет, так спускает на людей. Оттого и мор начинается!

— Да кто же он? — Несмотря на тёплую ночь, Дилану стало холодно. — Смерть?

— Нет, Смерть его не любит, — сказал Хризолит. — Завистник он. Жизни завидует, силе чужой. Что может — себе забирает, а что не может — губит.

— Всё так, — вздохнул Анчутка. — А какой у нас нынче год на дворе?

— Тыща восемьсот пятьдесят второй, — ответил Дилан. Он ещё у Почечуевых научился пользоваться календарём.

— Да не об том речь! Что мне твоя циферь? Високосный нынче год, вот что важно!

— Получается, это год Касьяна?

— Получается, — мрачно усмехнулся Хризолит. — Вот только сомневаюсь, что он одним годом ограничится. Его кто-то вызвал и на ваш уезд натравил.

— Так чего сидим? Надо Мидира Гордеевича предупредить! — всполошился Дилан. — И весь Неблагой совет!

— Сил нет... — простонал Анчутка. — Не взлечу я. А пешком до Пустовойска только к утру доберёшься.

— А если подземной тропой? — Дилан посмотрел на Хризолита.

Тот покачал головой:

— Я здешние тропы не знаю, заблудиться боюсь.

— Клубочек! — хлопнул себя по лбу Дилан. — Он доведёт!

— Все едино не успеем, — Анчутка, кряхтя, вдел руки в рукава и запахнул армяк. — Касьян едет, коней загоняет. У него с собой такая подорожная, что станционные смотрители не только лошадей выдают самолучших, но и сами готовы впрячься. Он, небось, уже в Пустовойске. Ну ништо, Мидир Гордеич ему покажет, почём фунт лиха!

— Я бы на сей счёт не обольщался, — сказал Хризолит. — Мидир силён, знаю, но Касьян ему не по зубам. Весь ваш Неблагой двор...

— Не наш! — прошипела Алёна.

— Да неважно!Весь Неблагой двор Касьяна не остановит. Против него надо хозяев поднимать, а они первыми нападать не станут. И вообще, сначала надо вызнать, чего ради он сюда заявился? Дилан, пошли обратно на усадьбу.

— Я с вами! — Анчутка встал, охнул и схватился за бок. — Ох, погодите малость...

— Не дойдёшь, — сказал Ивка. — Ну ничего, дотащим. Весу-то в тебе... Алёнка, давай.

Они скрестили руки и, как на стуле, подняли Анчутку.

— А мы пока всех предупредим, — сказала Любаша. — И полевых, и водных, и по деревням тоже. Эх, какая ночь пропала...

Она подмигнула Хризолиту, закрутилась вихрем и умчалась. Её подруги, пошептавшись, разбежались в разные стороны.

— Дилан, ты говорил, что ваши умеют сворачивай путь, — Анчутка с надеждой посмотрел на приятеля. — Чтобы одна нога здесь, а другая там. Сможешь?

Дилан неуверенно пожал плечами. Он каждый день бегал от усадьбы до озера напрямик, сокращая путь на треть, но чтобы всю дорогу в один шаг свернуть, на такое не каждый взрослый тилвит тэг способен...

— На, под язык положи, — Хризолит протянул ему что-то маленькое, похожее на гладкий камешек. — Это у нас мастерам дают, если надо в полную силу работать. Стимул, выражаясь по-гречески.

Дилан сунул камешек в рот. Язык обволокло вяжущим, кисло-сладким вкусом. Все сомнения разом исчезли, растворились в нахлынувшей эйфории. И чего он боялся? Простое ведь колдовство! Дилан раскинул руки, подхватил с одной стороны Анчутку с русалками, с другой — Хризолита, зажмурился и шагнул к воротам усадьбы Ардаговых.

— А теперь выплюнь! — Хризолит силой разжал ему челюсти и двумя пальцами вытащил прилипший к языку камешек. — Не то завтра пластом лежать будешь.

— И много у тебя таких леденцов? — спросил Анчутка.

— На какой предмет интересуешься? — прищурился Хризолит.

— Сторговать хочу.

— Это можно. Но только с глазу на глаз.

— Вы чего тут? — В калитку рядом с воротами высунулся Микентий. Оглядел всю компанию и сердито ткнул пальцем в русалок. — Этих не пущу!

— Они с нами! — заспорил Дилан.

— Сказал — не пущу, стало быть, не пущу! — упёрся овинник.

— Да не больно и надо! — Алёнка вздёрнула нос. — Пошли, Ивка.

— Погоди, — Анчутка потянулся к уху русалки, что-то прошептал.