Алкоголь, наркотики, случайные связи… Все это не для меня. Я буду хранить их память, и они однозначно не хотели бы, чтобы я закончил жизнь в каком-нибудь притоне. Нет. Да и не буду я чувствовать себя своим там.

В моей жизни было две ситуации, в которых я чувствовал себя на своем месте. Первый вариант — это когда я был рядом с Алисой и Ваней. А второй… Второй — это война. Так что так я и поступлю.

Нечего разлеживаться. Соберусь и прямо сейчас поеду в офис. Подпишу новый контракт и полечу обратно в Мали. Или в Колумбию. В Аргентину. В Сирию. В зависимости от того, куда отправят. Мне-то какая в общем-то разница?

Компания предпочитает бессемейных. Ну что ж, теперь я именно такой.

Даже вещи разобрать не успел. Ну что ж, так ведь даже лучше.

Офис ЧВК «Клинки» находился в высоком угловатом здании. Не одна из башен Новой Москвы-сити, конечно, но это все равно пятнадцать этажей синт-бетона, стекла и металла. Символ, которым руководство требовало оказывать себе уважение.

Над входом находилась вывеска, символ, который помимо всего прочего изображали у нас на шевронах. Два перекрещенных между собой кинжала внутри венка. «Клинки» — они и есть «Клинки», так что и логотип соответствовал.

Сумку я с собой не взял, потому что ближайший вылет в любом случае уже пропустил. А так, не переодеваясь, отправился прямо туда, на общественном. На монорельсе прокатился через половину города и добрался.

Поднялся на крыльцо, и стеклянные двери разошлись передо мной сами собой. Сейчас это воспринимается, как само собой разумеющееся, а в начале века какие-нибудь мальчишки наверняка думали, что это волшебство. Или, что где-нибудь сидит дядька, который смотрит по камерам, кто подходит к двери, а потом нажимает на кнопочку, чтобы ее открыть.

Я оказался в холле. Все тут было строго, по-военному, никаких фонтанов и искусственных фикусов в настоящих горшках. Видели фотографии с разных операций, причем, начиная чуть ли не с начала века. Компания была с историей, с репутацией.

В противоположной части зала была огромная золотая таблица из плитки, на которой мелким шрифтом напечатаны фамилии и инициалы погибших. Их много, очень много, если поставить себе целью прочитать все, то закончишь, наверное, не раньше, чем через пару дней.

Но меня это сейчас не интересовало. Я двинулся в сторону ресепшна, за котором сидел молодой парень со шрамом на щеке, явно не искусственным. Никаких девочек-припевочек, посетителям должно быть сразу ясно, что это ЧВК, а не ясли.

— О, Хантер, — проговорил он. — Здорово.

Ну да, еще бы он меня не узнал, меня ведь для рекламы снимали. Причем, не только благодаря типажу здорового военного лба, но и по боевому опыту. Я же его не знал.

— Какими судьбами? — спросил он.

— Хочу подписать новый контракт, — ответил я, и сам удивился, насколько низко, хрипло и обреченно звучит мой голос.

Кто-то, может быть, подумал бы, что я собрался умереть, и именно поэтому отправился на войну. Нет, это так не работает. Ты нигде не хочешь жить так, как на войне. Когда ты оказываешься на грани жизни и смерти, включается инстинкт самосохранения. Варианта два: бей или беги. Я же умел не терять голову и пользоваться обоими.

— Так, тебе, как обычно, в триста двадцатый, к Константину Степанычу. Держи, бейдж.

Он протянул мне бейдж посетителя, который работал и как ключ-карта. Она давала доступ в исключительно некоторые помещения, конкретно этот был для рекрутируемых.

Я подошел к турникету и меня остановила охрана. Вот это, кстати, знакомый парень, Игорь, мы с ним начинали одновременно, только он потерял ногу. Конечность поменяли на протез, но рана на душе осталась, поэтому его списали. Но на обочину не выкинули, а дали должность в охране.

— Здорово, Игорян, — я пожал ему руку.

— Здорово, Хантер, — кивнул он. — Ты ж вроде только вернуться должен был, куда обратно? У тебя ж семья.

— Нет у меня больше семьи, — ответил я. — Погибли.

— Прости, друг, соболезную.

В его голосе прозвучало настоящее сочувствие. Но мне от этого почему-то стало только хуже. Мне не хотелось чужой жалости. Мне хотелось, чтобы меня вернули в привычное место и дали выполнять привычную работу.

— Ствол сдать надо будет, — он кивнул на кобуру на бедре. — И нож тоже. Ты ж его так и таскаешь?

— Точно, — кивнул я.

Вытащив пистолет из кобуры, я вынул магазин и убрал его в карман. Патрон в стволе я, естественно, не носил, это был самый верный способ лишиться лицензии, а то и уехать на полгодика в места не столь отдаленные. Потом вытащил из ножен на поясе клинок.