Ну и та же ошибка и у Гитлера. Он же понимал, что немцев ему не хватит, чтобы нас победить. Маловато их… Поэтому что сделал? Придумал идеологию арийской расы, чтобы народ в свою армию со всей Европы набрать! Мол, у меня в армии все равны, и немец, и швед, и француз – все истинные арийцы, рожденные повелевать миром. Пока были сплошные победы, эта идеология еще как-то работала, а вот когда советские войска остановили немцев и начали контратаковать, то идеология эта, шитая белыми нитками, быстро посыпалась. Немцы еще неплохо сражались с нами, мечтая разжиться русскими рабами после победы, а вот многие из вояк, набранных Гитлером со всей Европы, как те же румыны, или итальянцы, были отвратительными воинами. Наполеону не хватило французов для захвата такой огромной страны, как Россия, и он прогорел со своей «Великой армией» с кучей мародеров в ней, и у Гитлера способные воевать немцы закончились к 1944 году, пришлось пацанов в гитлерюгенд набирать. И все на этом с ним и закончилось, жаль, что в том же сорок четвертом пулю себе в лоб не пустил, собака…

А русская армия, в обеих войнах, что с Наполеоном, что с Гитлером, вначале долго раскачивалась, отступая и терпя поражение, а потом училась на своих ошибках, и давала прикурить агрессору. Ну есть что-то такое у нас, что в мирное время мы разгильдяи… Зато если нас сильно разозлить, то вот тогда все у нас очень хорошо получается. Это как в анекдоте…

– Каком анекдоте?

Я усмехнулся, и сказал:

– Детском, но весьма поучительном. Попадают русский, американец и француз на остров, где живет племя дикарей. Те говорят – мол, мы дикари, конечно, но последнее желание выполнить готовы, перед тем как вас съесть. Спрашивают у американца – какое у тебя последнее желание? Тот говорит – дайте выкурить сигару. Выкурил, зажарили и съели. Спрашивают у русского про последнее желание. Тот говорит – давайте я наклонюсь, а вы меня пните как следует. Удивились, но так и сделали. Русский после пинка рассвирепел, схватил какую-то дубину и поубивал всех дикарей. Развязывает француза. Тот ему – Иван! А что ты с самого начала так не сделал? Американец был бы жив! Тот ему смущенно – ну понимаешь, Жак, натура у меня такая – пока меня не пнешь…

Вроде и анекдот, а что-то в этом есть, согласитесь…

Офицеры удивленно переглянулись. Ну да, меня тут к председателю КГБ позвали, а я тут анекдоты травлю, как на рыбалке под водочку. Ничего-ничего, потерпите. Я же гражданский, имею право… И ничего особого от вашей структуры и не жду…

Еще десяток вопросов, на которые я отвечал в той же свободной и раскованной манере. А затем вопросы закончились.

– Спасибо, товарищ Ивлев, – сказал мне Андропов. – У меня тоже будет вопрос. Эта война арабских стран с Израилем, которую вы считаете неизбежной, как скоро она произойдет, как вы считаете?

– Достаточно скоро, Юрий Владимирович. Жажда реванша за унизительный проигрыш 1967 года у арабов нестерпима. Вспомним, как в Германии после проигрыша Первой мировой войны возникал и поддерживался реваншизм, который неизбежно вылился во Вторую мировую войну. Здесь все то же самое. Ну и арабы видят, что вскоре вовлеченность США во Вьетнаме закончится, в связи с полным проигрышем войны, и у американцев освободятся руки для полномасштабной помощи Израилю в регионе. Получается, что для них благоприятное окно возможностей, когда США будет затруднительно быстро прийти на помощь Израилю, скоро закроется. Значит, надо воевать сейчас или придется все откладывать до следующего благоприятного случая. Арабы люди горячие, терпение не самая сильная их сторона…

– Благодарю. Вы свободны, товарищ Ивлев. – сказал мне Андропов.

– Рад был пообщаться, товарищ председатель, – сказал я и направился к двери.

Эх, как приятно слышать от самого главы КГБ, что я свободен!

Румянцев, сидевший на стуле рядом с дверью, тут же подхватился и открыл передо мной дверь. Вышли с ним в коридор, Румянцев закрыл дверь за мной, но мы ещё молчали, пока не отошли метров на десять по коридору.

– Ну ты, парень, даёшь, – сказал восхищённо Румянцев. – Нервы у тебя, конечно, хоть в космос отправляй. Тебе что, правда всё равно, что перед тобой сам Андропов сидел? Ты как начал анекдот рассказывать, я чуть не помер из-за того, что ты творишь. Но председателю анекдот понравился, я заметил по его лицу…

– Почему всё равно? – спросил я удивлённо. – Естественно, я понимаю, что это очень важный человек, но меня ж сюда позвали не за красивые глаза, чтобы я ими растерянно хлопал, а как человека, чьё мнение интересно руководству комитета. Значит, моя задача предельно проста – сконцентрироваться на работе. Было бы непрофессионально с моей стороны трястись, мекать и бекать, отвечая на вопросы или делая доклад. Да и, честно говоря, насобачился я уже эти доклады делать. Более того, только в этой аудитории, в компании офицеров КГБ, я и могу немного расслабиться.

– Расслабиться? – удивился Румянцев. – Что-то я тебя совсем сейчас не понял.

– Не, ну ты сам подумай, вот выступаю я где-нибудь на каком-нибудь заводе или в магазине, и постоянно есть опасения, что какой-нибудь антигосударственник попадётся, который начнёт всякую муть лепить антисоветскую. Придется долго думать, как выкрутиться, чтобы не попасть вместе с ним в проблемы за компанию. И только здесь, в стенах Комитета государственной безопасности, я могу быть полностью уверен, что никто не попытается что-нибудь антигосударственное отчебучить. Логично, что это расслабляет…

Румянцев долго смеялся. Я понимал, что ничего такого особенно смешного я не сказал, просто у него так нервы проявляются. Боялся же, небось, что я что-нибудь там ляпну не то в присутствии Андропова. А потом ему, как куратору, влетит по полной программе.

Это правильно, – подумал я. – Значит, опытный человек, везде возможные подставы ищет. Далеко в любой организации пойдёт тот, кто так мыслит…

Но мне, конечно, было безумно интересно. Вот доклад, который я сделал практически на самом верху, в такой серьёзной организации, как Комитет государственной безопасности. И ведь скоро многое из того, что я в этом докладе сказал, сбудется. Какое это влияние окажет на судьбы Советского Союза? Начнёт ли мне больше доверять Андропов и советоваться в каких-то важных делах? Смогу ли я через Андропова предостеречь советское руководство от некоторых глупостей, которые потом окажутся фатальными? Но всё это покажет только будущее.