Не арсенал. Инструменты.

Каждый затянутый узел, каждый щелчок карабина был шагом назад — возвращением в мир, который он ненавидел. Эти выверенные движения держали его на плаву, не давая утонуть в голосе охранника из джакартской лачуги. Голос, воняющий дешёвым алкоголем и потом.

Она пришла сама, парень. Сказала, хочет помочь.

Помочь. Блядь.

Он поднял ледоруб. Сталь вытягивала из ладони тепло. Ладонь, которая помнила гладкость рукояти резца. Когда-то давно он вырезал для Люсии маленькую птичку. Руки пахли стружкой. Руки, которые умели создавать.

Он взвесил ледоруб. Инструмент, чтобы цепляться за жизнь на ледяном склоне. В его руке он ощущался иначе.

Как ключ. Как лом. Как оружие.

Он подошёл к балкону, толкнул стеклянную дверь.

Воздух здесь был другим. Не тяжёлая, гнилостная влага Джакарты. А стерильный, разреженный холод, который царапал лёгкие при каждом вдохе. Он пах снегом и пустотой.

Внизу, на склоне, маячила клиника. Уродливый шрам из стекла и бетона на теле горы.

Хавьер вернулся в комнату.

Молча натянул чёрную одежду. Проверил, как сидит пистолет в кобуре под курткой. В потемневшем зеркале на дверце шкафа отразился силуэт. Он не стал вглядываться. Не хотел знать, кто это.

Его война закончилась. То, что он делал сейчас, было не спасением.

Это было исполнение приговора.

Чьего — он и сам уже не знал.

2

Воронов

Воздух в фургоне «Мерседес» — густой, спёртый — давил на виски. Пахло горячим пластиком, остывшим кофе и чем-то ещё. Раздражением.

Воронов ненавидел тесноту. Она была оскорбительна. Как плохая проза.

— Помехи, майор.

Голос техника, молодого парня по имени Антон, был тонким, почти писклявым. Пальцы техника бегло стучали по клавишам, но мониторы выдавали лишь серую, рябящую статику.

— Алгоритм плавающий. Не стандартный. Нас видят. И целенаправленно глушат.

Воронов медленно перевёл взгляд на Лебедева. Капитан сидел в углу, погружённый в свой планшет. Единственный спокойный объект в этой вибрирующей от нервов коробке. И это бесило Воронова больше, чем шум на экранах.

— Они нас видят, — произнёс Воронов, придавая голосу отеческую усталость. — Ослепили. Значит, знают, что мы здесь. План нужно корректировать. Мы не можем идти вслепую. Это тактически безграмотно и… неэстетично.

Лебедев наконец поднял глаза. Пустые. Ни тревоги, ни уважения. Взгляд трейдера, оценивающего рисковый актив.

— План один, майор. Штурмовая группа входит через сервисный туннель. Как и договаривались. Быстро и жёстко. Со спутником или без.

— Жёстко? — в груди у Воронова заворочался холод. — Капитан, мы не мясники из частной конторы. Нам нужен Кросс. Живым. Его мозг — вот главный актив. А вы предлагаете проломиться туда, как Раскольников, только без всякой философии.

— Я предлагаю выполнить задачу, — прервал Лебедев. Голос без интонаций, как у синтезатора речи. — Кросс будет жив, если не встанет на пути у штурмовой группы. А если встанет — у нас будут его архивы. Приказ из Центра был предельно ясен: результат любой ценой. Про «эстетику» там ничего не было.

Воронов ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Этот мальчишка. С его дорогими швейцарскими часами и отсутствием в глазах чего-либо, кроме цифр. Продукт нового времени. Времени, где всё было лишь транзакцией. Покупка, продажа, списание убытков. Жизни — в той же графе.

— Вы — продукт своего времени, капитан, — тихо сказал Воронов, отворачиваясь к мёртвым экранам.

Он искал решение, но на самом деле просто не хотел видеть лицо Лебедева. Краем глаза он уловил движение. Капитан, решив, что майор отвлёкся, достал второй смартфон. Личный. На экране светился график. Криптовалюта. Красная линия резко рухнула вниз.

Челюсти Лебедева сжались. На лице промелькнула неподдельная досада, куда более искренняя, чем всё, что он выказывал по поводу миссии. Он быстро провёл пальцем по экрану, закрывая убыточную позицию.

Война. Страна. Идея. Всё это было для него фоном. Шумом. Реальностью были эти зелёные и красные линии.

Воронов выпрямился.

Раздражение ушло, сменившись ледяной ясностью. Он понял. Главный враг сидел не в бункере на горе. Он сидел здесь, в метре от него.

Он повернулся к Лебедеву.

— Действуйте. Но помните, капитан. Если вы принесёте мне только трупы и несколько жёстких дисков… я сочту это вашим личным провалом. И доложу об этом соответственно.

Слова упали в спёртый воздух фургона, не найдя отклика. Они прозвучали пусто.