— А что случилось? Не до новостей было. Хотя утром по радио и слышал, что в нашей академии серверная сгорела.

— Да при чем тут академия, — раздраженно буркнула Грабина. — Все вокруг как будто с ума сошли. Такой бардак происходит. Эрнест Арсеньевич еще со своими странными намеками.

— А это кто? — я нахмурил лоб, как будто вспоминал, и налил Дарине еще вина, причем добавил пару капель зелья болтливости: оно на вкус никак не выявляется в таком количестве, но и действовать будет недолго.

— Княжеский целитель, — чуть удивленно ответила мне Дарина. — Разве не знаешь?

— Я вообще этим не интересовался раньше, — признал я. — Хотя его я, кажется, видел. Он приезжал с князем на раскопки.

— Возможно.

В разговоре возникла пауза, и я предложил:

— Может, послушаем музыку, раз уж с видео не сложилось.

— Да было оно! — вспылила Грабина.

— Разве я спорю?

Видя, что девушка не торопится отпивать из бокала, я отсалютовал ей своим и пригубил. Вино действительно оказалось неплохим, даже жалко было его портить всякими посторонними добавками.

— Споришь.

— Хорошо, про видео забыли. А что насчет музыки? Что ты любишь?

Грабина наконец отпила и из бокала с добавкой, после чего включила музыку, что-то длинно-тягучее, подходящее для танца вдвоем, поэтому я отставил бокал и притянул к себе целительницу. Она бокал из рук выпустила не раньше, чем допила до самого донышка, а уж потом положила руки мне на плечи.

— Так что там с Эрнестом Арсеньевичем?

Плотина, за которой скрывались все обиды Грабиной на Живетьевых, от этих слов взорвалась, и на меня полилось столько информации, что если бы не зелье концентрации, то я утонул бы, не выдержав такого напора. Что там было правдой, а что Дарина придумывала на ходу, я бы определить не решился. Очень уж фантастически звучали некоторые обвинения, но в отношении Арины Ивановны ни в чем нельзя быть уверенным.

Поток выключился так же внезапно, как и начался — несколько капель зелья болтливости действовать перестали. Открывался простор для экспериментов по зависимости болтливости от концентрации зелья в вине.

— Что-то я разговорилась, — удивленно констатировала Грабина.

— Невозможно постоянно в себе держать обиду, — сочувствующе сказал я. — Еще вина?

— Еще, — согласилась она. — А ты почему не пьешь?

— Пью, но мало. Пьянею быстро и потом теряю голову, — признался я ей на ухо. — Но кажется, голову я сейчас теряю и без вина.

— Скажешь тоже, — фыркнула она недоверчиво.

То количество алкоголя, которое Грабина выпила, на нее не подействовало вовсе, выглядела она до отвращения трезвой. Мы еще не допили первую бутылку, но что-то мне подсказывало, что и после третьей она останется в сознании. Поэтому я думал, как скорректировать планы без добавления зелья Правды в бокал девушки: если она будет недостаточно пьяной, то не забудет то, что говорила, а это может быть для меня опасно.

— Ты потрясающе красивая. Я таких девушек раньше не видел.

Стоило немного отодвинуть моральные установки, вдалбливаемые в меня с детства, как я начал действовать в полном соответствии с полученными с модуля знаниями, прощупывая уровень допустимости у данной девушки. Судя по тому, что все мои маневры воспринимались одобрительно, девушка была либо низкой социальной ответственности, либо я вел себя так, как требовалось самой Грабиной. Это немного беспокоило, но не настолько, чтобы я забыл подлить капли болтливости в следующий бокал.

В перерывах между приступами грабинского речевого недержания мы целовались. Ощущения были приятные, но почему так заводится Грабина, я не понимал. У меня голова была настолько ясной, что я мог решать задаваемые нам уравнения из высшей математики, не переставая обрабатывать партнершу.

«Это потому, что ты вывозишь на технике, а эмоции у тебя в этом отношении приглушены, — важно пояснил Песец, с которым я поделился своими размышлениями. — А у нее нет. А ты еще и понимаешь, что можно делать, а что партнерше не понравится».

Танцы, поцелуи и не только, танцы — так продолжалось до середины третьей бутылки. Мне пришлось принимать еще одно антиалколольное зелье, но при этом я делал вид, что уже сильно пьян. А вот Грабиной притворяться не пришлось. Глаза у нее неестественно блестели, а грудь так и норовила выскочить из лифчика. Чему я в конце концов поспособствовал. Грудь была красивая, а девушка не протестовала, получая даже какое-то извращенное удовольствие, потому что наверняка знала о моей проблеме и чувствовала себя в безопасности. Или не извращенное?

Она щурилась как довольная кошка, а я размышлял, стоит ли подливать к зелью болтливости зелье Правды или потихоньку совершать отход к дому. Потому что все грабинские истории я уже выслушал несколько раз, а она не казалась пьяной достаточно для того, чтобы не вспомнить, что несла, на следующий день. Пока она не несла ничего компрометирующего, только жалобы на то, что ее задвигают как представителя не главного кланового рода.

— Ты такая талантливая, — в очередной раз согласился я, с трудом удерживая зевоту. Нет, антиалкогольное зелье действовало исправно, вот только девушка, которую я старательно охмурял, уже надоела мне до чертиков. — А тебя несправедливо отсылают на задворки империи. Своих родичей Живетьева, поди, в столице оставляет.