Мы обнялись. Очень не хотелось расставаться.

Старая «Калина» недовольно закашляла и ожила с первого же поворота ключа. На панели мигнула лампочка давления масла, потом погасла.Я включил радиоприёмник. Шипение. Щелчок. Опять шипение. Выключил.

— Ладно, Шелест, — пробормотал я вслух, выезжая на шоссе. — Ты ведь всё видел, всё слышал. Есть ехидные комментарии?

Ответом мне был только звук поворотника.

— Что мне теперь делать? — спросил я уже мысленно, туда, внутрь, где обычно отзывался его ленивый голос. Ответа не было. Обычно в такие моменты он хотя бы хмыкал внутри, ехидно, лениво, как старик, глядящий на неуклюжего внука.Сейчас — ничего. Ни звука, ни шороха. Только пустота, как в колодце, откуда уходит вода.

Я съехал на обочину. Заглушил мотор. Посидел в тишине.

— Шелест, — снова позвал я. — Ну ты же где-то рядом. Я чувствую. Я не прошу тебя вмешиваться. Просто отзовись.

Выдохнув, положил голову на руль.По стеклу медленно стекла капля воды. Со стороны салона. Как будто внутри машины собирался начаться дождь.

Сначала хотел вернуться домой к Насте — посидеть, может, приготовить чего-нибудь вкусного, дождаться её с рассказами о Даше. Просто побыть вместе. Достал телефон, набрал её номер. Послушал несколько длинных гудков. Потом она ответила:

— Алло? — голос Насти был живой, взволнованный.

— Это я. Ты где?

— В больнице. Ещё немного задержусь.

— Что-то случилось?

— Нет, наоборот. Она начала приходить в себя.Небольшая пауза.— Я сказала ей, кто я, и она… она вдруг улыбнулась. Впервые. А потом сказала: «Настя». И посмотрела так, словно действительно меня вспомнила. Я улыбнулся. Хорошие новости.

— Очень рад за неё.

— За нас, — поправила она.

— Да, — кивнул я, хотя она не могла меня видеть. — За нас.

— Ты домой едешь?

— Заеду к деду. Ненадолго. Надо взять одну вещь. Потом сразу домой.

Настя помолчала.

— Всё в порядке?

— Да, — соврал я.

— Тогда я скоро. Час, полтора максимум. Расскажу всё при встрече.

— Буду ждать.

Я положил трубку. Проехал два квартала. Повернул во двор. Он был пустым, будто специально подстроился под настроение дня. Не стал ждать лифт, поднялся по лестнице. Открыл дверь и вошёл в квартиру деда. Сбросил обувь, прошёл в комнату и открыл шкаф. С верхней полки потянул старый, потёртый походный брезентовый рюкзак. Судя по весу, внутри что-то было. Заглянул внутрь. Там оказался свёрток с кожаными ремешками, тряпичная обёртка, армейская фляга. Я сел на табурет и задумался. Повертел старый костяной нож в руках.

— Что нужно для изгнания этой нечисти? — произнёс я вслух, не особо рассчитывая услышать ответ.

Голос почему-то прозвучал глухо, казалось это не я, а кто-то другой во мне искал ответов на сложные вопросы. Естественно, отклика не было.

Только в правом углу комнаты, на окне, чуть качнулась занавеска.

И вот я вновь стоял у кромки воды. Рядом угрюмо нависал мост. Стальные пролёты давно проржавели, бетон был покрыт крупными грязными трещинами. Под ногами лежали крупная галька и клочья ила. Солнце уже село. Осталась только мутноватая серая пелена над горизонтом, что бывает перед грозой.

Это место, кажется, не относилось ни к чему конкретному, находясь как бы между мирами, там, где отражение живёт своей жизнью, а звук глохнет в собственной тени.

Я поставил рюкзак на камень и расстегнул. Аккуратно достал из него флягу,костяной нож, и артефакт из логова Кикиморы — тёмный камень, покрытый слизью, который уже пару раз подёргивался у меня в руках, как мышца, сводимая судорогой.

Положил их рядом, не торопясь. Ритуалы вообще не терпят суеты. Как там говорил классик: поспешность нужна только при ловле блох? Или каких-то других надоедливых насекомых?

Присев на корточки, смотрел, как вода у берега дрожит от ветра. Только дрожь шла не от поверхности, а изнутри. Под водой кто-то дышал.

— Ну? — спросил я негромко в пространство. — Сейчас бы ты пригодился.

Долгая тишина. Потом — шорох. Вот и он... Шелест.

В этот раз он удивил тем, что не начинал никаких диалогов. В голове моей раздались чёткие строки. Появилось ощущение, что сам я когда-то их знал, но забыл.

Где лёд не тронут дуновеньем, Где отражения — как тень, Там позови её моленьем, Но помни: ночь сменяет день.

Я не спрашивал, что он имеет в виду. Почему-то сейчас это было понятно без комментариев. Молча встал и провёл старым костяным ножом по ладони. Разжал пальцы, посмотрел на выступившую кровь. Вытянул руку вперёд и далкаплям упасть в воду. Вода в месте контакта вскипела и расползлась чернильным пятном.

Следующим стал артефакт из логова Кикиморы. Не раздумывая, бросил его в центр этого пятна. Он ушёл под воду без всплеска, даже не упал, а скользнул вглубь.

Прошла секунда. Две. Пять.