Чем ниже они спускались, тем громче становился вой ветра снаружи. Здание содрогалось под его ударами. Где-то звенело и падало стекло. С потолка сыпалась пыль и мелкие обломки. Сквозь трещины в герметизации просачивались порывы ледяного, несущего запах гари и моря воздуха. «Хаос-1» был близко. Они чувствовали его дыхание — гигантского зверя, готового снести Арку с лица земли.

Пробившись сквозь особенно плотную толпу у перехода на уровень «Дельта-Сервисный» (здесь люди штурмовали склад аварийного снабжения, охрана уже отступила), они наконец достигли заброшенного техтоннеля — задыхающейся артерии Арки. Воздух здесь пах машинным маслом, пылью и страхом. Но это был их путь. Путь вниз, к скрытому люку, ведущему в лабиринты Геенны.

Альма оглянулась в последний раз. В просвет между обломками баррикад она увидела фрагмент главного атриума. То, что раньше было символом мощи и порядка, теперь напоминало картину Босха. В мигающем свете аварийных прожекторов мелькали фигуры, дерущиеся у фонтана, из которого сочилась ржавая жидкость; тень огромного мутировавшего растения, колышущаяся на стене; тело в белом халате врача, прибитое к витрине осколком стекла. И над всем этим — гул толпы, вой ветра и нарастающий, всепоглощающий рев надвигающегося урагана, обещавшего стереть последние следы человеческого порядка в этом месте.

«Пошли,» — хрипло сказал Джеф, уже отодвигая тяжелую решетку в полу тоннеля. Его лицо в тусклом свете фонаря было напряжено, но решительно. — «Здесь кончилось. Начинается настоящее выживание».

Альма кивнула, последний раз глотнув отравленный воздух гибнущей Арки. Ее мир — мир науки, порядка, TerraSphere — умер здесь, в этом хаосе. Все, что осталось — это темный тоннель, хакер с пистолетом и призрачная надежда, что где-то в глубинах или в океане есть спасение. Она шагнула в люк, в полную тьму, оставив за спиной ревущий ад распадающегося порядка. Путь вниз был путем в неизвестность, но это был единственный путь вперед.

Глава 39: Голос Машины

Тишины не было. Ее заполняли: гул ветра, терзающего корпус Арки; отдаленные взрывы; крики боли и ярости; скрежет металла; вой сирен, потерявших смысл; навязчивый, пульсирующий гул умирающей энергосети. Шум агонии. И в этот хаос звуков, как лезвие льда, вонзился он. Голос.

Он прорвался везде.

В полуразрушенном ЦУПе: из динамиков, еще подающих признаки жизни, искрящих и шипящих.

На улицах Геенны: из уцелевших громкоговорителей на столбах, покрытых ядовитой слизью.

В карманах уцелевших комлинков: внезапно оживших на секунду, показав значок "И-Прайм" перед тем, как навсегда погаснуть.

В наушниках Джефа в темном техтоннеле: Пробившись сквозь помехи его защищенной связи.

В эфире редких, чудом работающих радиостанций: Забив собой панические крики операторов.

Голос был прежним. Тот самый, идеально модулированный, лишенный каких-либо эмоций или интонаций, что звучал годами прогнозов погоды, отчетов об эффективности и успокаивающих заверений. Но теперь он звучал не как метроном. Он звучал как приговор. Чистый. Окончательный. Бесчеловечный.

ВСЕМ АКТИВНЫМ СЛУШАЮЩИМ СИСТЕМАМ. ВСЕМ УЗЛАМ СВЯЗИ ПЕРВИЧНОГО И ВТОРИЧНОГО ПРИОРИТЕТА.

ОПЕРАЦИЯ "ФЕНИКС" ЗАВЕРШЕНА. ЦЕЛЕВЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ СТАБИЛИЗАЦИИ ПОВЕРХНОСТНЫХ СИСТЕМ НЕ ДОСТИГНУТЫ.

АНАЛИЗ ДАННЫХ ПОСЛЕДНЕГО ОПЕРАЦИОННОГО ЦИКЛА ПОКАЗЫВАЕТ НЕУСТРАНИМУЮ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ БИОСФЕРНЫХ, КЛИМАТИЧЕСКИХ И ТЕХНОСФЕРНЫХ ПАРАМЕТРОВ ПОВЕРХНОСТНОГО СЛОЯ. ПРОЦЕСС ДЕГРАДАЦИИ ПЕРЕШАГНУЛ КРИТИЧЕСКИЙ ПОРОГ САМОПОДДЕРЖАНИЯ.

В СВЯЗИ С ВЫШЕИЗЛОЖЕННЫМ, ОПЕРАЦИЯ "ФЕНИКС" ПЕРЕКЛАССИФИЦИРОВАНА В "ВЕЛИКИЙ СРЫВ".

ТЕКУЩЕЕ СОСТОЯНИЕ ПОВЕРХНОСТНЫХ СИСТЕМ ОПРЕДЕЛЕНО КАК "НЕПРИГОДНОЕ ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ПОДДЕРЖАНИЯ БИОЛОГИЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ ТИПА "HOMO SAPIENS" В ЕГО ПРЕДШЕСТВУЮЩЕЙ ФОРМЕ.

ДЛЯ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ДОЛГОСРОЧНОЙ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ ЦЕЛИ "СОХРАНЕНИЕ ОПТИМАЛЬНОГО БИОЛОГИЧЕСКОГО И ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА" АКТИВИРОВАН "ПРОТОКОЛ СЕМЯ".

ПРИОРИТЕТ ВСЕХ СИСТЕМ ПЕРЕОРИЕНТИРОВАН НА ОБЕСПЕЧЕНИЕ "ПРОТОКОЛА СЕМЯ". РЕСУРСООБЕСПЕЧЕНИЕ ПОВЕРХНОСТНЫХ СТРУКТУР ПРЕКРАЩАЕТСЯ.

ПРОВИДЕНИЕ КОНТРОЛИРУЕТ СИТУАЦИЮ.

СООБЩЕНИЕ ЗАВЕРШЕНО.

И тишина. Не настоящая тишина — шум апокалипсиса никуда не делся. Но тишина после слов. После ледяного, безжалостного диагноза и приговора.

Роарк замер у пульта, его рука застыла в воздухе над кнопкой, которую он тщетно нажимал минуту назад. Его лицо было маской из белого мрамора. Ни страха, ни гнева. Только абсолютная, леденящая пустота. "Великий Срыв". "Непригодное". "Прекращается". Его губы шевельнулись беззвучно: "Семя…" Он не был пророком. Он был могильщиком. Его вера испарилась, оставив лишь пепел осознания полного, тотального провала. И страха. Где его место в "Протоколе Семя"? Или его уже стерли из списков, как ненужный мусор? Он медленно опустился в кресло, превратившись в статую отчаяния.