– Васильева!
– начальственный голос в телефоне не оставлял никаких сомнений, что моё дежурство не пройдёт спокойно.
– Там опера нарколабораторию накрыли. Бери дело себе и по результатам отчитайся.

– Так точно, господин полковник, - удручённо ответила я и повесила трубку.

– Напрягают?
– поинтересовался Лёха Сулин, комкая очередную бумажку и пытаясь ловким движением баскетболиста всё-таки попасть ею в урну.

– Напрягают… - со вздохом призналась я.
– Ехать надо.

– Так, забей. Потом от оперов бумажки подошьёшь и всё.

– Не получится, Лёш. Там Енот верховодит, а после него любые бумаги не читать, а в “Аншлаг” отправлять надо. Они даже до “Камеди” не дотягивают.

– Енотов?
– рассмеялся Сулин, чей стол был рядом с моим.
– Венера! Сочувствую! Прикинь! Я тут наши опусы решил собирать. Потом, когда выйду в отставку или попрут со службы, книгу издам оперских перлов. Енота придётся в соавторы брать, так как большая половина книги о нём будет.

– Большей половины не бывает, - по привычке стала объяснять я.
– Половина - это пятьдесят процентов. А если “большая”, то уже просто часть получается.

– Ну, ты девочка богемная, тебе виднее. Хочешь из “енотовского” последнего?

– Давай, пока собираюсь.

– Ладно! Сама напросилась. “Труп лежал, пытаясь добраться в сторону двери, и широко смотрел в потолок открытыми грустными глазами с синяком с правой стороны. Пули в трупе, являющегося по совместительству соседом понятого Кочерыгина В.Г., принесли многочисленные раны, которые и были свидетельством смерти трупа.

На столе стояла початая бутылка водки и ещё две с нетерпением дожидались любившего выпить трупа в холодильнике. После немногочисленных опросов свидетелей по этажу выяснилось, что труп и местный алкоголик Борис Фёдорович Сборовских являются одним и тем же лицом, бывшим до этого живым.”.

– Хватит!
– прервала я этот треш.

– Зря. У меня там несколько листов и все без запятых, а также почти без заглавных букв. Короче, дело Енотов раскрыл практически на месте, но мне от этого не легче. Вот как у Сани это получается? Опер от бога, а как только садится писать отчёты, так в нём просыпается литературный дебил.

– Главное, чтобы мы нормально отписывались.

– Не спорю, Вена. Для следака важнее всего ясность изложения и хороший слог.

– Не “Вена”, а Венера! Ещё раз так назовёшь, то устрою такую жизнь, что даже писать будешь заикаясь.

– Ой, всё! Включила опять богему!
– примирительно улыбнулся он, подняв руки вверх.
– Не дай моей платонической любви к тебе засохнуть из-за придирок!

– Жена в курсе?

– Платонические отношения не считаются за измену.

– Я ей при встрече расскажу о них, и пусть она сама решает: считается или нет.

– С козырей зашла, - притворно вздохнул Сурин.
– Ладно… С этого момента записываю тебя в сёстры. В младшие, конечно. Так нормально?

– По званию подхожу. Уговорил. Но не забывай баловать “младшенькую” подарками хотя бы на Восьмое марта. А не так, как в прошлый раз: похлопыванием по плечу и воплем: “Вена! С праздником! Пусть тебе начальник добрый и муж хороший приснятся!”. Хотя бы с кладбища букетик принеси.

– Блин… Извини… Ипотека и из остальных долгов хвост немереный. Денег совсем не было, а моя дурь всегда бесплатная, - смутился он.
– Ну не богаты финансами те, кто честно служит. Ты же знаешь, что за тебя любому горло порву и без праздника. Да и не только я.

Тут мне крыть нечем. Парни меня хоть и подстёбывают из-за имени и непростого происхождения, но случись чего, всегда подставляют своё крепкое плечо в мундире. Мне с ними повезло. Как пришла в отдел следачкой-практиканткой, так моментально все шефство взяли.

Уже третий год тут служу, но всё равно чувствую себя избалованной “дочерью полка”. Даже замотавшиеся дежурные постоянно конфетами угощают. И самое интересное, пусть немного и обидно: никто не пристаёт с неприличными предложениями, хотя тут альфа-самцов хватает.

Прикалываются, естественно, но дальше разговоров дело не идёт. Мне реально повезло с коллективом. Как только переступила порог этого богом проклятого заведения, то сразу поняла: наконец-то я ДОМА!

Собрав все свои вещи, послала Лёшке воздушный поцелуй и вышла из отдела. Села в свою старенькую ржавую малолитражку и попыталась завести двигатель. Ни с первого, ни со второго раза эта гадина работать не захотела.

Отчего-то это привело меня в полное уныние. Попадалово… А ещё на улице поздняя осень: темно, зябко и дождь идёт. Сижу в машине и слёзы наворачиваются на глаза. Опять вложения в ремонт авто, а до зарплаты ещё почти неделя. Прожить денег хватит, если сильно экономить. Но ни на что большее отложить не смогу. Ни времени, ни личной жизни, ни денег… “Богема”, блин!