Говорить это было неприятно, как будто бы я по живому матери резала. Она всхлипывала все чаще и старалась вытереть глаза так, чтобы слезы не размазывались по лицу.

— Он-то, может быть, мам, и хороший, но только ничего хорошего он в своих поступках сейчас не делает.

Произнеся это, я тяжело задышала. Задрожала и дыхание рваное было, ненормальное.

— Усь, ну может ты с ним поговоришь. Может, вы что-то придумаете? Ну что он носится как оголтелый, как будто бы курица с отрубленной головой. К тебе дёргается. Ты не пускаешь. Ко мне лезет, а я злюсь. Сам же все разрушил. Может вы подумаете?

Я была бы с радостью готова подумать, но только не о том и не в контексте того, что у нас с ним есть какое-то общее будущее. Только думать Адам не хотел. Он носился и рубил наотмашь все. Он даже не понимал, что мне в беременности никакие перемены не нужны. Была б моя воля, я бы его даже в графе отец не прописывала, но пропишут же. По закону пропишут ведь.

— А может быть, он подумал, что ребёночек не от него Устинья, а?

И в этот момент я ощутила, что по крови разогнался адреналин. Мне самой никогда эта мысль даже не лезла. Но когда свекровь произнесла её, мне стало дурно от того, что вообще, у кого-то могла родиться такая идея.

— Мам, ты о чем? — Голос не дрогнул. Голос стал холодным. Ледяным.

— Да, я о том, что может быть, все так и произошло. Ты же ему сказала о беременности, а он сказал о разводе. Я подумала, вдруг он считает, будто бы ребёночек не от него. Вдруг он подумал, будто бы ты ему изменяла?

А мне вместо того, чтобы развенчать эту догадку, в голову ничего не пришло, кроме как злого и нервного вопроса.

— Мам, ты действительно считаешь, что я бы могла так поступить?

И вот это выжидательное молчание, которое повисло между мной и свекровью, оно оказалось хуже, чем самый острый меч.

— Усь, ты не подумай. Я ничего такого не говорю.

Я сделала шаг назад.

— Нет, мам, я не подумала. Не переживай. — Произнесла я, стараясь не выдать, как эти слова больно ранили.

Стараясь не показать насколько мне было неприятно что ли слышать такое от свекрови.

— Я, мам ничего не подумала. — Задавливая обиду, постаралась выровнять голос я. — Но если так, подумал Адам, так подумала ты. Кто знает? Может быть, у этого были какие-то основания?

— Усь, я не хотела. Усь. — Свекровь дёрнулась ко мне через стол и попыталась схватить за руку.

Но я сдерживая слезы, тихо шепнула:

— Ладно, я на работу поеду. Ключи на полке лежат новые.

Я разревелась в машине.

Я смогла отъехать буквально до конца дома и затормозив возле соседского палисадника, разревелась навзрыд.

Я ревела минут двадцать. Списывала все на то, что это чёртовы гормоны, что я просто сейчас неуравновешенная и вообще этот чёртов токсикоз. Все под одно короче.

Потом все-таки собралась с силами и поехала на работу. У меня сегодня была запись до двух часов дня, а потом я собиралась обратно в главную клинику для того, чтобы сесть и заняться административной работой. Я должна понимать, что я буду забирать и было бы неплохо, если бы конечно я все-таки определилась с юристом, который будет вести раздел имущества.

Первой клиенткой была Лукина. Она мотрела на меня с выжиданием, как будто бы ей требовались какие-то подробности.

— Внутреннюю сторону бёдер прорабатываем? — Меланхолично спросила я, намекая на то, что я не готова разговаривать на темы развода. И Лукина пошире развела ноги и кивнула.

— Прорабатываем.

Я покладисто кивнула.

Даже когда я вернулась в главную клинику, у меня мысли нормально не вставали в ряд. Управляющая мне объясняла все о проблемах работы, о наших клиентских базах. Я делала пометки себе в ежедневнике, стараясь ничего не упустить. Но вместе с тем осознавала, что я сегодня однозначно не работник. Но из упорства, из понимания того, что за меня это никто не сделает, я все равно просидела чуть ли не до восьми вечера за бумагами и ещё домой забрала себе документы. Хотелось какой-то конкретики.

Был номер Градова, но мне до сих пор так никто и не перезвонил. А из-за постоянных демаршей Адама у меня даже не было времени, чтобы обратиться к какому-либо другому юристу.

Когда я перешагнула через порог, поняла, что свекрови не было в квартире — обиделась и тоже уехала. Зайдя на кухню, увидела приготовленный борщ, а в духовке стояла шарлотка. Чтобы видимо не остыло. Я села на край стула, положила сумку и папку с бумагами на стол и тяжело вздохнула.

Мобильник разрывался уже третий раз от входящего вызова, но пока я поднималась, пока у меня руки были заняты, не до того было.

Вытащив телефон, я посмотрела на аватарку младшего сына и в непонимании нахмурилась.

— Привет, родной. — Выдала я тихо и выдохнула. Потянулась, щёлкнула кнопкой чайника.

— Мам, привет. Слушай, здесь какая-то непонятка с днём рождения происходит.

— Что такое? — Напряглась я.

— Ты знаешь, папа сегодня Даше позвонил и ну понятно же, что мы ни тебе, ни ему приглашения не шлем. То есть по факту родители в принципе присутствуют же, правильно?

— Ну, предположим. — Медленно произнесла я.