Шрифт:
Голос Эммы дрогнул, она зарыдала и вот сквозь рыдания, захлебываясь в слезах, договорила:
– После того, как она решила порвать с ним, как сказала ему об этом, с ним и случился инфаркт, и он умер.
– Я не верю, – бросила со своего места Зоя. – Она не могла.
– Я тоже не верю, – сказала Ольга Курасова. – Бред! Ты только что это выдумала.
– Тогда я сделала вид, что как бы простила ее. Но как такое забудешь? Она все эти годы жила рядом с нами, приходила в наш дом, мы считались подругами, а оказывается, она была чуть ли не его второй женой! Я отправляла на тот свет людей и за меньшие провинности. А тут прямо на моих глазах, в моей жизни такая вот гниль!!!
Вот поэтому я тогда, когда мы разговаривали с Фаей последний раз после того, как я во всем призналась и сделала вид, что раскаиваюсь, и напомнила ей о Викторе. Я сидела напротив нее, смотрела в ее глаза и понимала, что совершенно не знаю этого человека. Что она вся состоит из лжи. Что она ненавидит меня. Воображение у меня неплохо развито, я за то время, что носила в себе это тухлое яйцо их предательства, успела нарисовать себе миллионы сцен из их тайной жизни. Я видела их в постели, я слышала их голоса, как они смеялись надо мной… Видела, как он приходит к ней домой с букетом цветов, как дарит ей подарки, наливает в бокалы шампанское, целует ее… Вот как я не заметила и мне никто не сказал, что Виктор с ней? И уже много лет? Я же была уверена, что Фая одна, что у нее никого нет! Получается, что когда она приходила ко мне в гости и я отвлекалась, уходила, к примеру, на кухню, они тотчас брались за руки, смотрели друг другу в глаза, целовались… А потом она бросила его, он, влюбленный в нее, не выдержал разлуки, и у него разорвалось сердце. Соня! Разве ты не знала?
– Я знала, что она с юности была влюблена в одного парня, но он женился на другой. А потом, когда она стала уже взрослой, то стала встречаться с ним, уже женатым. Но кто этот мужчина, я не знала. Получается, что она скрывала это даже от меня.
– Что было дальше? – потребовала продолжения рассказа Зоя. – Вы сидели напротив друг друга, и ты напомнила ей про своего Виктора. И что она тебе сказала?
– Сказала, что любила его всегда. И что если бы не Виктор, то ее жизнь не имела бы никакого смысла. И что она только себя винит в его смерти, что, если бы не рассталась с ним, если бы не наговорила всего того… А я так думаю, что она упрекала его в том, что он так и не бросил меня и не женился на ней… Словом, она призналась, что, по сути, убила его. Что этот последний разговор с ним произошел на эмоциях… И вот сидим мы с ней, я убийца, она убийца. Она и говорит: налей в чашку яду. В чай. Я выйду, говорит, из комнаты, а когда вернусь, выберу чашку. Если в ней будет яд, то выпью, а если нет, тогда выпьешь ты… Наверное, мне не следовало так делать… Но мысль о том, что, если я этого не сделаю, она останется жива, меня арестуют и весь город, который я так люблю, все жители будут плевать мне в спину… Вот это было самое страшное.
– Вы налили яд в обе чашки, да? – догадалась Женя.
Эмма кивнула. Софья Евгеньевна разрыдалась.
В комнату вошел следователь Петров, надел наручники на Эмму Атамас. Женя вышла в коридор, сорвала с себя провод микрофона. У нее кружилась голова, ее вырвало прямо на лестнице.
– Бедные наши куклы, – донесся из комнаты голос Тамары Ковтун. Вернулась в комнату, где кукольницы поникли на своих местах, оглушенные услышанным. Эмма сидела с отрешенным видом, в наручниках, а Петров разговаривал с кем-то тихо по телефону.
– А куклы-эльфы? Это вы украли их? – спросила Женя. Но Эмма ей ничего не ответила, отвернулась от нее. – Оставляли таким образом автограф? А когда куклы закончились, оставили бабочек на волосах мертвой Фроловой…
– Кто же еще?! – фыркнула Зоя.
– Одну взяла Фая, – осипшим голосом проговорила Эмма, – еще раньше. Спросила у меня… Тамаркиной девчонке хотела подарить… Я только четыре взяла…
Зоя фыркнула. Потом, словно вспомнив первоначальную причину присутствия здесь Жени, спросила с вызовом: – И где же это наш муж, ценитель кукол?
– Муж объелся груш. Но я с удовольствием куплю ваши куклы… не все, конечно…
Все сразу оживились, приободрились, подошли к столу, на котором были разложены куклы.
Софья тронула Женю за плечо:
– Я пойду. Едва на ногах стою. Какой тяжелый день. Как все ужасно. Но я не знала, правда не знала, что это был Виктор Атамас… Бедная Фая, как же она страдала…
– Мужчины – не главное в жизни, – сказала твердо Женя. – Вы звоните, если что, я еще пару дней буду здесь, а потом уеду домой.
Софья ушла. Женя перебросилась парой слов с Петровым, который собирался уже уводить Эмму, и осталась среди мастериц. Долго рассматривала кукол. Поражалась фантазии женщин, думала о том, что сама она мало что умеет. Надо бы тоже развивать свои таланты. Начать всерьез заниматься живописью. Или выращивать розы… Или мастерить кукол?
Она выбрала пять кукол, попросила упаковать. Расплатилась с мастерицами, сделав мгновенные переводы. Выразила им свой восторг и восхищение. Извинилась за то, что ей пришлось обмануть их историей с мужем-коллекционером. Они же, растрогавшись, поблагодарили ее за то, что она вычислила убийцу. Обняли ее все по очереди. Заодно и извинились за то, что временами были грубы с ней.
– А это правда, что вы никакая не родственница Борисовых и что вас прислали сюда из Москвы для того, чтобы искать отравителя? – спросила Зоя.
– Правда, – не задумываясь ответила Женя.
– Хватит уже о грустном. Давайте уже выпьем коньячку, – предложила Тамара. – По пять капель, а? А вы, Женя, пробовали нашу калинскую сдобу?
Все машины в гараже были на месте. Значит, оба брата дома.
Женя вышла из машины, открыла багажник, достала оттуда чемодан и пять связанных между собой коробок с куклами и, нагруженная, с трудом передвигаясь от усталости и нервного напряжения, двинулась к двери в дом. Та была не заперта.