А потом мне стало плохо…

Нет, пока летели и ветер в лицо, я еще держалась, а едва вошли в терем, мне стало плохо, и я пошла звать Борю. В перерывах между спазмами понимала, что Бори нет, есть Стужев, который ко всему прочему не забывал добавить что-то в духе: «Вам так идет зеленая рожица, госпожа главнокомандующая ведьма». Издевался, в общем. И напрочь отказывался уходить.

Потом у меня все перед глазами плыло, по лицу слезы, и если бы не Князь, лежать бы мне на полу у белого друга, уже без желания дозваться Бориса. Плохо так было…

Умывал меня тоже Стужев, потом даже спать уложил… На своей кровати.

Потом был телефон, древний, с трубкой и циферблатом крутящимся, и далекие слова:

– Я звоню твоим предкам, скажу, что ты у меня переночуешь, или сама с матерью поговоришь?

Поговорить хотелось, но у меня язык заплетался, слезы все так же текли, и голова раскалывалась. Князь тяжело вздохнул и позвонил сам. Мне оставалось только прислушиваться к разговору.

– Добрый вечер, Ольга Владимировна. Я прошу прощения, что побеспокоил, меня зовут Александр, и Рита сегодня у меня ночевать останется… Ах, вы обо мне уже знаете… Я кто? Гей-дизайнер?!

Глухо застонав, попыталась накрыться подушкой. Но все равно услышала и дальнейшее:

– Ах, Рита вам все рассказала… Да, очень хор-р-рошая девочка! Очень! Ну я не то чтобы талантлив… и не то чтобы гей… Нет, я не пытаюсь лгать самому себе, и с ориентацией у меня все в порядке!.. Знаете, очень спорно утверждение о том, что талантливы только геи… Нет, ну я ничего не имею против Элтона Джона… Да, спасибо, приятно знать, что Рита считает меня оч-ч-чень талантливым! Да! Спокойной ночи… Обязательно зайду к вам в гости… непременно просто. С Ритой, да! И мне было очень приятно познакомиться!

Телефонный разговор был закончен. Пару секунд благословенной тишины, а после:

– Ну, Мар-р-р-р-ргош-ш-ш-ша!

И бабах телефоном об стенку. У меня появилось чувство, что меня сейчас просто убьют. Пришлось давить на жалость:

– Мне так плохо-о-о…

– Зар-р-р-раза! – заорал Стужев в ответ, но убивать не стал.

Наверное, понадеялся, что сама сдохну к утру. Зря, мы, ведьмы, народ живучий… Только нам после водки плохо очень… совсем…

Утро!

Мысль первая – я живая.

Мысль вторая – во рту вкус мяты… Вспомнила, что ночью хотела пить, кто-то сжалился и, бормоча: «Мля, как ты меня достала», принес пить…

Мысль третья – не знаю, кого я достала, но кто-то достал до моей груди, и его конечность, забравшись под мою рубашку, блаженно и осторожно сжимает последнюю… В смысле правую, потому как я на правом боку лежу и ему так удобнее.

Мысль четвертая – няшка наглая охамела совсем!

В этот момент кое-кто пошевелился, и возникла пятая и самая страшная мысля – это что там мне, скажем так, в место пониже спины упирается?! Это… это… это…

– Стужев, скажи, что это пистолет! – потребовала я, игнорируя жуткую головную боль.

– Мм-м? – донеслось сонное бормотание. – Ритка, какой пистолет?

Я б сказала! Я б так сказала сейчас!

– Стужев!

– Ильева, да заткнись ты, – обдавая перегаром, простонал Князь…

Прижимаясь ко мне сильнее!

И несмотря на наличие на мне рубашки и, кажется, отдельного покрывала, появилось ощущение, что «пистолет» сейчас преодолеет все преграды!

– Стужев, отвалил от меня вместе со своим пистолетом! – рявкнула я, пытаясь вырваться.

Совершенно расслабленная рука помирающего от похмелья Князя неожиданно напряглась, намертво пригвождая меня к месту и, собственно, к Стужеву, а едва я перестала вырываться, он сонно пробормотал:

– Какой еще пистолет, Ритка? Пистолет… А… мм-м… пистолет! Так ты про этот пистолет? – И Стужев сделал поступательно-колебательное движение, совершенно не одобряемое в приличном обществе, чуть приподнялся и прошептал в ухо потрясенной мне: – К этому «пистолету» уже можешь начинать привыкать, Маргош.

Лежу с офигевшими широко распахнутыми глазами!

А этот… этот скользнул рукой с груди на вторую грудь и пропел шепотом:

И я сказала: «Да пошел ты, Стужев!»

Тихий смех, и, потершись носом о мою шею, он зашептал снова: