— Господин Мезюре, что скажете?

Дедок потёр щёки одной рукой, схватился за мочку уха, потом сказал:

— Такого не может быть, господин Коста

Начальник жандармерии перевёл взгляд на меня:

— Вы обманули прибор?

Я решила, что надо стоять до конца и громко, на грани истерики воскликнула:

— Вы что! Я сама в ужасе! Как такое может быть?!

И мне так стало себя жалко, почему я должна всё время бояться, то того, что магия не вернётся, то того, что её может быть слишком много. Достали! И как только я об этом подумала, из глаз хлынули слёзы.

В этот момент дверь распахнулась и в кабинет ворвалась маркиза де Трас, размахивая какой-то бумагой:

— Что вы с ней сделали?

Начальник жандармерии даже вскочил со своего кресла и вжался в стену:

— Ничего, мы ничего не сделали

Но маркиза была прекрасна в своём гневе:

— Тогда почему она плачет?

И пока господин Коста объяснялся с маркизой, я подумала:

— Хорошо, что я маг, иначе бы ночная пощёчина от Лекока до сих пор была бы на моём лице и маркиза бы ещё больше расстроилась.

Когда все успокоились, выяснилось, что меня всё равно отправляют на суд к графу. Но, по крайне мере, маркизе удалось забрать меня домой, и мне не нужно было больше ночевать в тюремной камере.

Суд назначили на вторник. Оказывается, что по вторникам господин граф проводил приём страждущего населения и такие вот суды.

Самое неприятное в этом было то, что моя поездка в Бурж снова откладывалась.

Пока мы с маркизой ехали домой, я спросила:

— Что ожидать от графа?

Маркиза устало потёрла виски и ответила:

— Скорее всего назначит штраф, но вот какой непонятно.

Оказалось, что маркиза ходила к нотариусу и тот ей выписал бумагу согласно закону, по которому мага не имеют права содержать под стражей, если за него ручается аристократ, с которым у мага договор.

Но этот же нотариус сказал, что штрафы за сокрытие магии начинаются от тысячи луидоров.

— М-да, — подумала я, — а вот ещё день назад, казалось, что проблем с деньгами уже не будет.

Как же хорошо было дома. После того как я помылась и переоделась, даже суд у графа перестал казаться мне чем-то чудовищным. Тем более что, накануне, к Эжени приходила графская дочка.

А ещё в доме появилась горничная и кухарка. Кухарку посоветовала моя подруга Марта, и она же прислала девочку, помогать маркизе, а её брата оставила себе в таверне помощником. Всё-таки молодой девчонке не дело работать в таверне, где подают вечерами алкоголь и заходят разные люди.

Кстати, те, платья, которые мы отказались дошивать для мадам Крыски, оказались заказом графини Шантильи. Звали молодую графиню Беатрис.

Эжени радостно пообещала графине, что всё дошьёт, но я, как человек, уже отсидевший в тюрьме целые сутки, сразу поняла, что мадам портниха так просто нам это не простит.

За обедом я сразу высказала своё опасение. Маркиза, мадам Элиз, со мной согласилась.

Эжени снова попыталась расстроиться до слёз, но не успела, потому что я сразу сказала:

— Сейчас поем и поеду договариваться, ну не совсем же она глупая, это же её деньги.

Потом мне пришла в голову мысль и отчего-то «жаба» завибрировала в груди:

— А какую цену вы назвали графине?

Эжени потупилась, но ответила маркиза:

— Мари, конечно же мы не обсуждали цены, Эжени сразу сказала, что она только шьёт, а нам с графиней было неловко говорить о деньгах.

Мне сразу стало спокойнее, по крайней мере, добро не было разбазарено.

И я вспомнила истории о русской аристократии, оказавшейся в иммиграции после октябрьской революции. И как им было неловко разговаривать о деньгах и многие просто умирали в нищете.

Эх, подумала я, не тому вы детей учите, надо учить их быть хозяевами денег, а не теми, кто зависит от тех, кто платит.

И подумала, вот бы здесь построить фабрику, какая была у моего отца. А что я всю технологию знаю, мой керамогранит с руками будут отрывать. Вот сейчас со штрафом разберусь, дочку найду и займусь предпринимательством.

Очень мне не хотелось ехать к мадам Триши в её портняжный салон, но пришлось, иначе, если бы мы её вызвали к себе, вдруг бы каким-то образом она увидела, что все платья из её заказа почти готовы. Эжени у нас словно какой-то «передовик производства» в сутки шила по два платья.