Рабочий день ничем сначала не выделялся, шла череда пациентов со всякой всячиной, с которой я уже справлялся легко и непринуждённо, а Виктор Сергеевич устал просто смотреть на мою работу и сходил за книжкой. Мне сначала показалось, что это какой-то очередной научный труд по магии, но периодически издаваемые им странные звуки и беспричинный смех, подсказали, что сей фолиант к науке никакого отношения не имеет. В очередной раз, когда он некстати захихикал, я одарил его максимально укоризненным взглядом, на что он пожал плечами, развёл руками и снова углубился в чтение.

Неторопливый темп работы со стопроцентным успехом в каждом из случаев был прерван совершенно неожиданно. Вошёл отец, затолкал в манипуляционную Юдина и оповестил всех, что я должен уйти, а Илья меня подменит. Теперь я пожал плечами и вышел из кабинета вслед за отцом.

— Что-то случилось? — спросил я, когда мы оказались в коридоре.

— Гора пришла к Магомеду, — хмыкнул отец.

— Это конечно неплохо, ну а если серьёзно?

— Обухов к себе вызывает. Мы же в коллегию тоже петицию отправили и не одну. Хочет теперь лично пообщаться. А заодно и спрошу насчёт пересмотра твоего запрета на работу в статусе Лекаря.

— Думаешь, что я уже справлюсь? — позволил я себе усомниться. Я никогда не завышал своих способностей и заслуг, даже наоборот, иногда недооценивал, пока факты не убеждали в другом. Вот и сейчас я пока не был уверен в своих силах.

— Ну мы же не будем просить устроить заседание коллегии завтра, — хмыкнул отец. — Они для наложения запрета пять дней форы дали, а это дело важнее, должны были быстро реагировать. Так что недели две точно будет в твоём распоряжении, чтобы полностью раскрыться. Ты и так уже лучше Юдина справляешься, а он круглый отличник, между прочим.

— Когда едем к мастодонту?

— Хорошая ассоциация, — хихикнул отец. — Да прямо сейчас и едем, чего тянуть, таких людей нельзя заставлять ждать.

Мы сели в бронированный микроавтобус и поехали в «Больницу Всех Скорбящих Радости», что находилась на перекрёстке Большого Сампсониевскгого проспекта и Боткинской улицы недалеко от Финляндского вокзала. Что интересно, и я только сейчас об этом подумал, целый квартал, застроенный зданиями огромного больничного комплекса, принадлежащего Обухову, с юга ограничивался Пироговской набережной, у которой пришвартован прогулочный катер Боткиных. Есть ли здесь какая-то взаимосвязь? Да ну, вряд ли. Взаимосвязь есть в данном случае с наличием мест для швартовки, у Боткиных свои клиники. Пусть не такие огромные, зато их много и разбросаны по всему городу. И как интересно Серафим Павлович отец Андрея справляется со всем этим? Если даже каждой клинике уделять пять минут в день, их просто объехать не успеешь.

Мы с отцом вошли в богато украшенный вестибюль главного здания и направились налево по коридору. Кабинет босса всех питерских лекарей находился в области просторного расширения и имел зал ожидания для страждущих пообщаться со светилой лично. О нашем приходе доложили, и мы присели в большие мягкие кресла, приготовившись ждать. Услужливый персонал предложил нам кофе с пирожными, от которых мы решили не отказываться. Отец сказал, что ждать иногда приходится долго, даже если пришёл по срочному делу. Но в этот раз мы успели сделать лишь по два глотка, так и не отведав сладкое угощение, оставив всё на журнальном столике. Нас позвали пройти на беседу.

Кабинет князя Степана Митрофановича Обухова был достаточно просторным и полностью соответствовал социальному статусу и значимости его фигуры. Ну и богатству, соответственно. Золочёная лепнина, деревянные панели с филигранной резьбой, огромные картины кисти знаменитых художников прошлых веков в массивных золочёных рамах, всё просто кричало о богатстве и успешности. Князь сидел за огромным резным дубовым столом и перебирал груды бумаг. Вполне ожидаемо, чем выше находишься в социальной пирамиде, тем больше бюрократии встаёт на твоём пути.

— Добрый день, господа Склифосовские, — сочным баритоном провозгласил он, разбив на осколки повисшую было тишину. — присаживайтесь.

Он указал на стулья, придвинутые к столу для совещаний, примыкавшему к его собственному.

— Добрый день, Ваше Сиятельство, — сказал отец, приветствуя князя, не принадлежащего по крови к царским династиям соответственно статусу.

Мы отодвинули два стула друг напротив друга поближе к Обухову и скромно присели на самый краешек, держа осанку. Всё по этикету.

— Да что вы зажались, как деревянные истуканы в тисках у краснодеревщика? — хохотнул князь. — Расслабьтесь, вы не на допрос пришли.

Легко сказать, расслабьтесь. Я конечно попытался изобразить из себя человека, пришедшего домой, но без перегибов, а отец так и сидел, словно швабру проглотил.

— Ты мне вот что скажи, Пётр Емельянович, — начал князь, отодвинув в стороны бухгалтерские отчёты и взяв чистый лист бумаги, словно что-то собирался запивать. — То, что я прочитал, написанное твоей достопочтенной супругой, у меня, если честно, в голове не укладывается. Князь Баженов Егор Маркович принадлежит роду царских кровей, это раз. Во-вторых, он один из самых богатых людей не только в Санкт-Петербурге, но и в Российской империи. Вот зачем ему мутить такую странную схему, имеющую для него сомнительный выхлоп? Он имеет достаточно предприятий, не считая судоверфей и других высокодоходных объектов, чтобы размениваться на такую ерунду. Ну и что он получит, подставив почти половину лекарей Питера с этими несчастными амулетами? Это для него всё равно, что для вас заниматься карманными кражами на крестьянском рынке. Вы же понимаете, если мы сейчас дадим делу оборот и будем в нём активно участвовать, а окажется, что Егор Маркович не имеет к этому ни малейшего отношения, наши головы полетят в мешок, как вилки белокочанной капусты. Да сам император Иван Седьмой нам этого не простит. Вместо Баженова мы поедем на рудники на полярный Урал или в Сибирь.