— Алексей, ты чего? — выпучил глаза Илья. — Не знаешь, как регистрируется патент?

— Я первый раз этим занимаюсь. Разумеется, мне это пока не известно.

— Тогда у тебя всего несколько дней, чтобы всё подготовить! — воскликнул Синицын. — Смотри, в Саратов нужно будет взять сами изобретения, чертежи для каждого из них и немного рублёв — пошлину оплатить. Но насчёт денег я тебе всё разъясню, об этом можешь не беспокоиться. А вот чертежи лучше заготовь, чтобы нам не пришлось потом ещё раз ехать в Саратов.

— Алексей Александрович! — тяжело выдохнул влетевший в кабинет Василий Ионович Решетов. — Я ж вас везде ищу! Забыли? Я вам там целое ведро пирожков принёс. И ещё одну вещицу, как и обещал.

— Не забыл, Василий Ионович, закружился совсем, — улыбнулся я. — Сейчас подойду!

— А мне пирожки перепадут? — крикнул вслед старику Илья.

— А вы на них пока не заработали, Илья Андреевич! Трудитесь лучше! — буркнул Решетов.

— Не переживай, я с тобой поделюсь, — рассмеялся я и последовал за Василием Ионовичем.

Старик не обманул. В его кабинете стояло огромное жестяное ведро, до краёв заполненное пирожками. Вот это я понимаю — Клавдия расстаралась! Да тут килограммов пятнадцать — не меньше.

— Вы как это до работы дотащили?! — воскликнул я. — Василий Ионович, вам же нельзя такие тяжести таскать!

— Да не беспокойтесь, Алексей Александрович, мне соседушка помог за пару пирожков, — усмехнулся он.

— Как себя Клавдия чувствует? Вы сосуды её расширяете, как я и объяснял? — уточнил я.

— Клавдия порхает, словно бабочка! — пропел Решетов, забавно взмахнув руками. — Я вашу технику усвоил. Очень помогает. Если честно, даже на себе испробовал! Раньше я очки свои терял постоянно, а теперь точно помню, где и когда их оставил!

— Рад, что смог помочь, — ответил я.

Ни с чем не сравнимое чувство — видеть человека, которому помогла твоя магия. Ой… Забавно, даже в мыслях я уже использую слово «магия», а не «лечение». Видимо, уже привыкаю к этому миру, проникаюсь им, как родным.

— А теперь самое главное, Алексей Александрович, — прошептал Решетов, опасливо озираясь по сторонам. — Вот, держите!

Он быстро высунул из-под пальто свёрток и протянул его мне.

— Спрячьте в сумку! Никому не показывайте! — приказал он.

— Это — та самая книга? — поинтересовался я, засовывая подарок под инструменты.

— Да-да, — кивнул старик. — Но вы её лучше никому не показывайте. Это редчайший экземпляр. Таких во всей Российской Империи едва ли пять штук наберётся. Сразу скажу, читается она сложно. Не на русском языке она написана.

— На латыни? — предположил я.

— Именно, — кивнул он. — Этот текст был написан самим Асклепием — древнейшим лекарем. Прародителем нашего с вами дела.

Странно, а в моём мире Асклепий считался греческим богом медицины, а не живым человеком.

— Разумеется, я передал вам копию. Оригинал давно утерян, но и отсюда вы сможете извлечь немало полезной информации, — сказал Решетов. — Я смог осилить только четверть книги. Остальная мне не далась.

— Не хватило знания латыни? — поинтересовался я.

— Если бы… — вздохнул он. — Скоро сами поймёте. Учтите, эта книга стоит дороже, чем дом нашего барона. Но я даю её вам, потому что верю и знаю, что вы не станете её продавать. Не таким человеком вы мне кажетесь.

— Можете даже не сомневаться, Василий Ионович, я использую её по прямому назначению, — пообещал я.

Главное Синицыну её не показывать. А то он сразу же заведёт песню о том, как мы купим себе дом в Санкт-Петербурге, продав эту книгу знающему коллекционеру.

— Это очень ценный подарок, Василий Ионович, спасибо вам большое.

Я поднял ведро с пирожками, которое из-за своего веса никак не хотело отрываться от земли, и побрёл домой. Теперь вопрос завтраков и ужинов решён на неделю вперёд! Хорошо, что дом вернул местную версию холодильника. Не придётся поспешно сжирать пятнадцать килограммов пирожков.

Я занёс свою «добычу» домой, сложил в холодильник, а сразу после этого вернулся в город, чтобы приобрести несколько холстов бумаги и чернил. Бумага в этой эпохе оказалась дорогой. Чудной народ — эти маги! Производство алюминия и резины они смогли наладить с помощью колдовства, а бумагу, похоже, до сих пор делают по старинке.