— Как вы себя чувствуете? — спросил я у пациента до того, как давать команду шевелиться или открывать глаза.

— В общем? Неплохо, — ответил он. — Глаз немножко ноет, совсем капельку, а в остальном порядок.

— Хорошо, — кивнул я. — Свет, погаси лампы. Теперь вы осторожно открываете глаза.

Мужчина дождался моей команды и медленно открыл глаза. Посмотрел по сторонам, поморгал. В кабинете в девятом часу утра ещё были сумерки, но окружающие предметы было неплохо видно.

— Глаз видит, господин лекарь, — сказал он, довольно улыбаясь. — Это же отлично! Спасибо вам большое! Я уже начал переживать, что это теперь навсегда.

— Вы сейчас глаза пока закройте, мы включим свет и тогда медленно и осторожно снова откроете, — сказал я. Слышал такое, что если глаз какое-то время не видел, то свет туда пускать надо с осторожностью. В идеале надеть солнцезащитные очки, но их у нас нет в наличии, не сезон. — Если в глазу возникнет резь, боль или дискомфорт, сразу закрывайте и скажите мне.

При включенном освещении мужчина медленно начал открывать глаза. Сначала узкими щёлочками, потом немного шире, затем уверенно распахнул и проморгался.

— Всё в порядке, господин лекарь! — радостно воскликнул мужчина. — Глаз отлично видит и не беспокоит.

— Ну и отлично, — улыбнулся я и выдохнул. Всё хорошо, что хорошо кончается. — Только желательно несколько дней днём на улицу выходить всё-таки в солнцезащитных очках.

— Обязательно, господин лекарь, — закивал мужчина, — обязательно! Бережёного Бог бережёт.

Приём мне удалось закончить на полчаса раньше. Организационные вопросы по открытию клиники и беседу с Шапошниковым по итогам работы и её оплаты, я решил перенести на субботу, а сегодняшний вечер посвятить другим заботам.

Мне край как надо попасть к Курляндскому. Несколько дней назад он отправил мне сообщение, что мой заказ готов, а мне всё не судьба до него добраться. А потом ещё собирался заехать к Кораблёву, который любезно согласился принять меня сегодня после шести вечера. С ним я хотел обсудить возможное сотрудничество по поставкам в городские клиники стоек и держателей для капельниц, а ещё рассчитаться наконец за мой чудесный автомобиль. Не люблю быть кому-то должным, ни банку, ни друзьям. Так мне будет спокойнее.

В гости к Курляндскому Виктор Сергеевич со мной ехать отказался, сказал, что у него какие-то неотложные дела, которые надо решить до смены места работы. Недолго думая, я решил позвать с собой Юдина. Готхард Вильгельмович в сообщении намекнул, что приготовил для меня ещё кое-что, кроме моего заказа, значит мне пригодится лишняя пара рук, чтобы грузить это кое-что в машину. Да и другу покажу, как живут безумные гении.

В четыре мы с Ильёй уже стояли перед дверью, и я второй раз постучал молоточком. Дверь начала неспешно открываться, за порогом стоял Курляндский. Умеет же этот человек шокировать! В этот раз в хорошем смысле этого слова, сегодня он был вполне прилично одет — новый сюртук и брюки, лакированные туфли были немного старомодными, но выглядели идеально и блестели, как новые. Никакого дурацкого колпака на голове, а аккуратно уложенные волнистые седые волосы. Вполне приятный на вид аристократ, вполне соответствующий размерам дворца, в котором он обитает, осталось только его отремонтировать.

— Добрый вечер, молодые люди, — улыбнулся он и от его манерного и вежливого обращения связь с реальностью в моей голове рухнула окончательно. — Будьте любезны следовать за мной.

Чинной походкой и с военной выправкой князь Курляндский направился вглубь здания. Полуразрушенные помещения по пути к нарядной столовой уже выглядели по-другому. Здесь была проведена генеральная уборка и вычищен весь мусор, по большей части состоящий из кусков обвалившейся штукатурки и лепного декора. Ремонт так и не начинался, значит он послушал меня и ждёт, когда освободится Николай. Что ж, можно будет его сегодня порадовать, пусть готовит денежки. И денежками его тоже можно порадовать, в смету закупок были включены и препараты, часть которых я решил закупить у «дяди Гота».

Юдин шёл рядом со мной молча и озирался по сторонам, оценивая на взгляд, сколько надо потратить на ремонт, чтобы привести это всё в человеческий вид. А ведь ещё и фасад практически в таком же состоянии.

Когда Курляндский открыл дверь в столовую, Юдин широко открыл глаза и рот.

— Охренееееть! — выпалил он и тут же закрыл рот рукой.

— Рад, что вам понравилось, молодой человек, — невозмутимо улыбаясь ответил ему Курляндский. — Надеюсь, что скоро такое же великолепие будет во всех помещениях моего дворца. Исключая лабораторию, конечно. Там такие изыски ни к чему. Проходите, присаживайтесь за стол. Сейчас Лизонька накроет для чаепития. Поговорим в спокойной обстановке о хлебе насущном. Прошу меня великодушно простить, я на минутку отлучусь.

Сказав последнюю фразу, Готхард Вильгельмович вышел через дальнюю дверь. Юдин повернулся ко мне и начал прожигать взглядом, как гиперболоид инженера Гарина вражеский корабль.

— Я не понял, Сань, — начал он вещать театральным шёпотом. — Ты мне рассказывал про чокнутого профессора, а тут такой воспитанный интеллигентный старик приятной внешности. Или мы сейчас не туда приехали?

— Туда приехали, — хмыкнул я. — просто в последнее время он очень изменился. В такой одежде и с такими манерами я его вообще вижу впервые. Когда мы с ним встретились в первый раз, мне очень хотелось его придушить, еле сдержался.