Поначалу Галиен не видит. Но потом понимает: — Они ненастоящие.

Ранульф кивает: — Нарисованы на камне. Видишь, как лунный свет их касается?

— Какого дьявола кому-то понадобилось рисовать бойницы? — спрашивает Ансель.

— Говори, что знаешь, святой отец, — требует Галиен.

Священник разводит руками: — Столько же, сколько и ты, Галиен. Не больше.

Они выбираются из поднимающегося тумана, который клубится за их спинами, словно пытаясь уцепиться за всадников и лошадей, и спускаются во двор замка, где стоит конь Танкреда — один, с расширенными глазами в лунном свете, не привязанный, но не двигающийся с места. Они спешиваются и стреноживают своих лошадей, затем помогают друг другу с доспехами. Застёгивают последние пластины, затягивают ремни, разбирают оружие.

Галиен осматривается. Ни жилых построек. Ни мастерских. Ни колодца. Только замок и двор.

— Ну и куда он провалился, мать его так? — ворчит Годфри, надевая латные рукавицы и плотнее надвигая шлем.

— Ставлю на то, что ублюдок нашёл бурдюк вина и очаг, — говорит Фульшар, натягивая лук. — И я к нему присоединюсь, если мы поскорее не найдём вашего еретика, святой отец.

— Заходим, находим Танкреда, — говорит Галиен своему отряду, — и хватаем всех, кто там есть. Не убивать, если только не попытаются убить вас. Ясно, Можер? — Он поворачивается к верзиле, который держит свой топор как любовницу.

— Как скажешь, Галиен, — соглашается Можер с ухмылкой и кивком.

Галиен оставляет щит привязанным к седлу, берёт длинный меч и ведёт остальных к окованной железом дубовой двери у подножия приземистой башни.

— Давайте покончим с этим, — говорит Годфри, как говорил уже столько раз за эти годы.

«Ты не помнишь?» Он оборачивается и смотрит на Мод, которая наблюдает за ним сквозь темноту, и он гадает, действительно ли это её голос звучит в его голове, или он, наконец, теряет рассудок. Он снова поворачивается к замку и на мгновение застывает перед дверью. Думает о замке, построенном в месте, лишённом всякого стратегического значения, и неизвестным ему лордом. Размышляет, зачем кому-то строить такое укрепление вдали от источников пресной воды. Бросает взгляд на фальшивые бойницы, отмечает отсутствие каких-либо настоящих укреплений, и дрожь пробегает по его телу под толстым поддоспешником. Замок строят, чтобы не пускать других внутрь. Но этот замок, Галиен уверен в этом так же, как в стуке собственного сердца, построили, чтобы что-то удержать внутри.

И всё же он тянется к двери и обнаруживает, что та легко открывается — так что, возможно, Фульшар прав, и кто бы ни был здесь хозяином, он впустил Танкреда и оставил дверь незапертой для его товарищей. Они входят в замок, готовые к бою, ощетинившись острой сталью и едва сдерживаемой яростью, рассредоточиваются в зале, тускло освещённом горящими факелами в настенных держателях. Пламя и тени пляшут и кривляются в потоке воздуха из открытой двери. Но людей нет.

И тут: — Танкред, чтоб тебя, — говорит Уильям Грей, потому что там, в тенях на дальней стороне зала, где проход ведёт в глубокую темноту, стоит самый молодой член их отряда. Танкред стоит к ним спиной, и Уильям Грей с остальными думают, что он валяет дурака, притворяясь, будто не слышит их.

— Танкред, — окликает Галиен, подняв длинный меч и приближаясь к молодому человеку, остальные движутся с ним, озираясь по сторонам в пляшущем свете факелов. — Танкред, — повторяет Галиен, теперь мягче, и, протянув руку, берёт юношу за плечо и разворачивает к себе.

— Господи Иисусе! — хрипит Галиен, отдёргивая руку, пока остальные подходят ближе, и Годфри поднимает свой шипящий факел к лицу Танкреда. Из глаз юноши текут кровавые слёзы. Кровь сочится и из ушей, его шлем валяется рядом на полу, и на мгновение кажется, что он не узнаёт ни Галиена, ни остальных, с кем жил и сражался эти три года.

— Что случилось? — спрашивает Галиен. Но Танкред, похоже, не слышит. Он смотрит прямо перед собой невидящим взглядом, как человек, которому вышибло мозги ударом или при падении с лошади.

— Других ран не видно, — говорит Годфри, водя шипящим факелом над грудью и спиной Танкреда. — Крови нет.

— Что случилось, парень? — говорит Галиен, снова приближаясь, протягивая руку к плечу Танкреда, но вдруг юноша вздрагивает и отшатывается, очнувшись, его лицо искажено ужасом. Не дольше удара сердца его глаза впиваются во взгляд Галиена, пока он выхватывает нож из-за пояса.

— Нет! — кричит Галиен, бросаясь вперёд, но Танкред уже вонзает кинжал себе в шею под подбородком.

Годфри разражается проклятьями, а Уильям Грей отворачивается.

— Чтоб тебя! — выплёвывает Фульшар.

Гисла уже на полу рядом с Танкредом, тщетно пытаясь остановить кровь, что хлещет на его железный нагрудник и растекается лужей.

— Что за чертовщина тут творится?! — рявкает Ивейн, яростно вглядываясь в темноту. Можер сжимает топор и крутится на месте, словно сам воздух внушает ему опасение.

— Что с ним стряслось, Галиен? — спрашивает Ансель.

— Откуда, к чёрту, мне знать?! — огрызается Галиен. — Спроси священника.

Гисла сплёвывает: — Кто-то сдохнет за это, — цедит она, опуская забрало шлема с нарисованным дьяволом. Хватает меч и широким шагом уходит в тёмный проход.

Годфри смотрит на Галиена, качает головой, будто говоря: «какого хрена?». Затем он, Галиен и остальные бросаются за Гислой.

— Стой! — окликает её Галиен, когда они подходят к двери, на которой свежей кровью начертан грубый круг. Но Гисла не слушает. Она распахивает дверь, выставив меч перед собой, и остальные вливаются в комнату, занимая позиции по обе стороны, отблески пламени пляшут на их шлемах, нагрудниках и клинках.