— Королевский пир, — говорит Годфри, хлопая Галиена по плечу. — И, похоже, мы — почётные гости.

Шесть девушек, молодых и прекрасных, все бледнокожие, темноглазые, с алыми губами, окружают их, берут мужчин за руки и ведут к местам на скамьях среди других пирующих.

— Вот что нам причитается, а, Галиен! — кричит Ранульф, ухмыляясь, пока его ведут к столу.

Одна из девушек подходит к Галиену, склоняет голову, словно предлагая себя. От неё пахнет гвоздикой и розовым маслом, а от губ — мёдом и переступнем. Но Мод поднимает руку Галиена в своей, крепко сжимая её, показывая девушке, что он занят, и та переключает внимание на Годфри и Уильяма Грея, которые уже промочили бороды элем.

Затем начинается пир. Можер держит кусок мяса, с его бороды капает сок, когда он вгрызается в него. Ивейн заливает в горло эль. Сам Галиен хлебает ложкой дымящуюся похлёбку, наблюдая за весельем вокруг. Он никогда не пробовал ничего вкуснее. Вино уже ударило в голову, смывая полузабытые воспоминания и тревоги. Он забывает. Вокруг него улыбки и смех. Музыка. Кубки стучат по столам, руки хлопают по спинам, доспехи сложены у стен или небрежно брошены в тростник на полу.

Обнажённая плоть. Мужчины и женщины извиваются на скамьях, сплетаются на полу. Фульшар сидит на табурете, перед ним на коленях женщина, её голова ритмично движется. Рейнальд стоит позади женщины, которая склонилась над столом и пытается пить вино, пока воин овладевает ею. Со священника срывают облачение две женщины, и, похоже, ему это нравится. Одна из них снимает крест с цепочки через его голову и швыряет в пламя очага.

Годфри наклоняется и хватает Галиена за предплечье.

— Что мы здесь делаем, Галиен? — бормочет он, едва фокусируя взгляд.

Галиен хмурится. Он не может вспомнить.

— Пей, старый хрыч, — рычит Ранульф, с силой стукая своим кубком о кубок Годфри так, что эль выплёскивается на стол. Годфри ухмыляется и пьёт.

— Галиен, — Галиен поворачивается, и видит перед собой обнажённого священника. — У нас мало времени, — говорит тот. Две женщины, раздевшие священника, пытаются оттащить его от Галиена. Они одолевают священника, осыпая поцелуями. Скользят языками по его рукам и груди. Ласкают его.

— У нас всё время мира, священник, — говорит Галиен с улыбкой. И пьёт.

— Послушай, Галиен, — говорит священник, пока женщины, обезумевшие от похоти, тащат его на пол, одна из них закидывает ногу ему на грудь, оседлав его, трётся об него. — Мод, — говорит священник, широко раскрыв глаза. — Когда ей было десять лет, её мать осудили за колдовство. Говорили, что и девочка вступила в сговор с Дьяволом. — Он морщится, и Галиену не понять, от удовольствия или боли. — Их вместе бросили в яму.

Что-то шевелится в памяти Галиена, как угорь под поверхностью пруда. Воспоминание. Проливной дождь. Толпа. Солдаты и церковники. Женщина и девочка. Его собственные руки на женщине. Толкающие её вперёд. Девочка с ужасом в зелёных глазах. Те же глаза, что у женщины, сидящей сейчас рядом с ним.

«Ты ведь помнишь, Галиен?» — её голос в его голове, кружащийся вместе с вином.

Как он мог забыть? И всё же. Он сам тогда был почти мальчишкой. Первый меч на поясе. А с тех пор было столько крови. Столько смертей.

— Галиен, послушай меня, — говорит священник. Женщина, трущаяся об него, извивается в экстазе, а другая осыпает поцелуями его шею. — Они бросили ведьму и её дочь в яму. Через два дня девочку видели в деревне. Она выбралась. Как-то сумела выбраться. — Его глаза закатываются. Он вздрагивает. Делает вдох. Замирает. — Так не должно было случиться, Галиен. С тех пор... мор. Страдания. Грех. — Его глаза закрываются.

Галиен хватает его за шею.

— О чём ты говоришь, священник? — Что-то поднимается в Галиене, горячее и неодолимое. Жар воспоминаний. Девочка тянется к матери. Обе падают. Вниз, во тьму. Рёв толпы, подобный яростному морю, бьющемуся о скалы.

— Ты должен вернуть её ему, — говорит священник. — Это единственный выход.

Священник запрокидывает голову, и Галиен отпускает его, отшатываясь. И видит, что женщина не целует священника — она пожирает его. С её подбородка стекает кровь. Обнажённое тело церковника растерзано.

Галиен отшатывается, его рука падает на блюдо с едой, где вместо жареной оленины — груда поблёскивающих внутренностей. В его винном кубке копошатся черви. Большое серебряное блюдо, откуда прежде поднимался пар похлёбки, теперь полно извивающихся змей. Галиен вскакивает из-за стола, пятится, оглядывается и видит, что Можер держит не кусок мяса, а свою собственную левую руку, которую пожирает как умирающий от голода, отрывая плоть от кости зубами, ухмыляясь от восторга. Ранульф пьёт не эль, а кровь, заливая ею горло, бороду и грудь. Хохочет от наслаждения.

Открой глаза, Галиен. Голос Мод гремит в его голове. Он озирается, охваченный ужасом. Страх сжимает сердце. Его вот-вот вырвет.

Фульшар всё ещё на табурете, голова запрокинута, глаза выпучены, зубы стиснуты, пока женщина на коленях перед ним терзает зубами его плоть, и бёдра Фульшара заливает кровью. А вот Рейнальд, совокупляющийся с козой, словно ему обещано вечное блаженство.

Галиен хватает свой длинный меч и рассекает отблеск пламени, снося голову женщине, оседлавшей священника. И наваждение рассыпается, исчезает как дым, и нет больше ни зала, ни огня с изысканными яствами, ни пирующих с прекрасными женщинами и манящей обнажённой плотью. Только тёмная каменная палата и их брошенные факелы, догорающие на полу.