— Сожру. — Утвердительно заключила голова и покосившись на придавившую макушку стопу щелкнула челюстями.

— Значит, ты тоже можешь стать… такой? — Осторожно поинтересовался Август.

— Не знаю. — Весело прищурившись, великанша ловко перевернула голову на бок и закатила ее в костер. Угли раздраженно зашипев, вспучились полными острых зубов пастями и облепив череп старика словно муравьи начали вгрызаться в серую, покрытую шрамами и потеками грязи кожу. — Я не тень большого медведя или кого-то еще. Я сама по себе. Но конец есть у всех. Если я стану такой… о-о-о нам точно будет вместе весело.

— Больно… Неожиданно пожаловалась голова и заплакала. — Больно. Достань. Больно… Сожру… Всех… Сожру… Больно… Хватит… Достань…Все… Сьем… — По мере того как отрастившие лапки и острые клешни угольки набивались в рот, бормотание головы становилось все более тихим и менее внятным.

— Все равно он мне надоел. — Прокомментировала великанша. — Никакого с него толку.

Холм содрогнулся. Костер пыхнул пламенем и Август невольно зажмурил глаза. А когда открыл ни костра ни головы уже не было. На месте очага снова была лишь россыпь немного разбавленных пробивающихся через них, лениво шевелящей жесткими стеблями, травой валунов и камней.

— Он… — Юноша вздохнул. — Он мертв?

— Он был мертв еще до того как попал ко мне. — Неопределенно пошевелив пальцами, Не-Сив снова распласталась на камнях. — Во всяком случае, больше он хлопот никому не доставит. Так что, еда? Ты подумал, что такое душа?

— У меня было не особо много времени на раздумья. — Покачал головой Август.

— Забавно. Я считала, что такие как ты много о таком думают. — Почесав подбородок, великанша тряхнула косами.

— Такие как мы?

— Живущие в одном мире. — Пояснила Не-Сив.

Юноша задумался.

— Душа это то, что делает меня мной. — Заключил он под конец.

— Тебя тобой? — Великанша почесала нос кончиком когтя. — Тебя, тобой, значит. А скажи мне еда. Вот если бы ты родился не в большом каменном доме полном слуг? Если бы твой отец и мать решили бы внезапно раздать все свои деньги и ушли бы жить… ну например в лес. — Отец бы охотился, а мать возделывала бы небольшой садик у дома. Маленького такого бревенечатого домишки, который твой отец построил бы своими руками, так криво, что зимой надо его конопатить каждую неделю, а очаг должен гореть день и ночь просто, чтобы на полу не выпал снег. Твоя душа осталась бы прежней? Или это была бы другая душа? А если бы ты пошел в легион? Стал воином? Книгочеем? Жрецом? Ты был бы собой? А если бы ты родился северянином? В горах, а может на берегу холодного моря. Или на островах? И те, кто так красиво рассказывают про душу, жрецы большого Белого бога, просто не пускали бы тебя в свои храмы дальше порога? Был ли бы ты таким, как сейчас? Думал бы как сейчас? Чувствовал бы, то, что чувствуешь сейчас? Так может быть, душа не делает тебя тобой, а? — В глубине глаз великанши плескалась тоска. — Может душа, это просто комок глины, что формируется лишь цепью сложившихся в твоей мелкой и никчемной жизни обстоятельств? Подумай об этом. Хорошо подумай. А сейчас тебе пора. — Неуловимым движением изогнувшись, Не-Сив вытянув руку, толкнула Августа в грудь ладонью.

— Подожди, ты не сказала мне… — Неумолимая сила потянула юношу вверх прямо в центр заменяющего здесь небо серо-стального купола

– -

— Да нормально все. Отстань, Майя. — Отмахнувшись от склонившейся над ней травницы, горянка замотала головой. И не нужны мне твои припарки. И мази тоже. Мне бы пожрать чего…

— Открой рот. — Не терпящим возражением тоном произнесла травница и дождавшись пока северянка с тяжелым вздохом выполнит приказание принялась аккуратно смазывать полость смоченной в чем-то едко пахнущем, намотанной на тонкую палочку тряпицей.

— Гой-йко. — Поморщилась великанша.

— Терпи. Раны во рту всегда очень опасны. — Поучительным тоном произнесла не прекращающая своего занятия травница. — А тебе и так повезло как… даже не знаю как кому. Клинок вошел снизу, пробил мышцы не тронул подьязычную кость, и не выбил ни оного зуба, каким-то образом обошел, судя по всему все крупные сосуды и даже не отрезав тебе язык застрял в небе не пробив его. У тебя сотрясся мозг, и ты потеряла сознание. А принявший тебя за мертвую господин цу Вернстром решил устроить похороны. Давай не будем испытывать судьбу дальше и рисковать заражением. И кстати, твердую пищу, есть я тебе категорически запрещаю. Будешь пить бульон и жидкую кашу. Хотя бы пару седмиц. И каждый раз после еды полоскать рот отварами, что я даю. Ты поняла?

Великанша закатила глаза.

— Ну я же извинился. — Простонал осторожно прикоснувшийся к перетягивающей ребра повязке, юноша, болезненно поморщился и со вздохом оглядевшись вокруг принялся возиться с ремешками доспехов очередного тела. — А зачем мы с них это все сдираем? Нет, я молчу про то, что мы словно мародеры обираем погибших. Предпочитаю назвать это трофеями. Но зачем? Лошадей все равно у нас теперь нет. И телеги. Мы на себе столько не утащим. А даже если и утащим — зачем? Во-первых, почти все побито, погнуто, покорежено и соответственно пришло в полную негодность. Во-вторых… это ведь орденские доспехи их точно нигде не продать. Увидят знаки — сразу донесут.

— Не бофай, баон…Кофели ифи. — Невнятно пробурчала великанша и умоляюще взглянув на травницу поморщилась. — Ффе?

— Поразительно. Ране меньше двух дней, а рубец выглядит как будто ему не меньше месяца. — Вытащив, наконец палочку изо рта горянки Майя покачала головой. — Удивительно.

— Говорю же. Я крепкая, не то, что вы, южане. — Пожевав собственный язык горянка недовольно скривилась. — Что это за штука? На вкус как хорошенько вымоченные в моче потные лошадиные яйца.

— Не буду даже думать, откуда подобные сравнения. — Покачала головой Кирихе и повернулась к сидящему с угрюмым видом на обломках фургона Эддарду. — Я же велела вам не вставать. У вас разошлись швы. Хорошо что не внутренние. Вам надо лежать и поменьше двигаться.