Я заинтересованно подался вперёд, слегка потерял контроль и… серый, толстый котяра, отчаянно мяукая, не взобрался, он взлетел по шторе. Вцепившись когтями в гардину, он пищал и всё время смотрел вниз. А за ним медленно поднимался паук. Чёрный, лохматый, страшный, ненамного больше погибшего в книжке. Однако Вольдемара не волновал размер паука, его волновало то, что от паука исходило. Собранный мною из чистейшей тёмной стихии, паук источал ужас. Люди не могли почувствовать его, слишком уж мал был паук, но животным его вполне достаточно.

Вот и Вольдемар, вцепившись в гардину всеми четырьмя лапами, выгнув спину, подняв дыбом шерсть, с паникой в глазах, смотрел, как к нему медленно поднимается страшный, размером булавочную головку паук. Большего размера я сделать и не мог. Не удержал бы двоих, будь они чуть больше. Но и этого хватило.

– Браво, Глеб, — Анастасия Павловна пару раз хлопнула в ладоши. – Браво! Вы провели меня. Я думала тот, которого я раздавила ваш единственный, а вы можете уже двоих призвать.

– Я их и контролировать могу. Полностью.

– Боюсь, вы ошибаетесь. Никто не может контролировать Тьму. И игры с ней опасны. Глеб, вы наказали Вольдемара, я думаю, он всё понял, позвольте ему спуститься. Развейте ваше создание. И выслушайте моё предложение.

– Оно всё ещё в силе? – я утратил концентрацию, и паук резво рванул к коту. Вольдемар жалобно замяукал, шерсть его улеглась, он вжался в гардину, бросил на меня полный отчаянья взгляд. Я был готов поклясться, что он приготовился к смерти.

Я не люблю этого кота, но и смерти ему не желаю. Где там паук? Я накинул сеть и ничего, паук словно проскочил через невидимые путы. Он бежал вверх по шторе, семеня лапками, и становился больше с каждым шагом. Тело его менялось, лапки утолщались, на суставах появились наросты, на кончиках лап шипы. Тело удлинилось, вытянулось, обзавелось вторым брюшком наподобие осиного.

Я видел, как паук поглощал тьму. Он тянул её из пыльных углов, из открытой форточки, вытягивал из-за штор. И она вливалась в него, делая его всё сильнее, всё страшнее.

Наконец, мне удалось его поймать. Он жалобно завыл, впитанная им тьма рассыпалась и растворилась в воздухе. И паука я жалеть не стал, отправил следом за стихией.

Только повернувшись к Анастасии Павловне, только взглянув в её глаза, я понял, как мне самому было страшно. Я почувствовал, как бешено колотится сердце, как прилипла рубашка к вспотевшей спине. Я не мог объяснить и сам себе, что произошло. Как так случилось, что паук не просто вырвался у меня, а стал обретать силу? Почему он стал впитывать энергию в себя. Я ведь отпускал их и раньше. Я наблюдал, как они забавно бегают по стенам, как тычутся в преграды. Я даже драться их между собой заставлял. И никогда прежде такого не происходило.

– Ваши пауки — полезное умение, — кивнула Анастасия Павловна. – Особенно когда вы встретите в тёмном лесу рысь, но не думаю, что оно будет очень полезно в городе. Вам удалось напугать Вольдемара,

Она не заметила, что мы были на ноготь от катастрофы. Насколько была бы она масштабной, я не знаю, но вырвавшийся, начавший набирать силу сгусток тёмной энергии, мог натворить дел. Не самых приятных дел. Меня вновь бросило в пот.

– Вы что-то хотели предложить, — пересохшим от пережитых эмоций горлом, спросил я. – Мне интересно.

— Карты, — произнесла Анастасия Павловна, откладывая книгу в сторону. — Я говорю о картах, — она подалась вперёд, шаль соскользнула с её колен, упала на пол, но обычно фанатичная по отношению к порядку гувернантка не обратила на неё внимания. — Я могу и хочу научить вас карточным играм.

— Я умею, — поморщился я. Ожидания чего-то грандиозного рухнули, не оставив после себя даже пыли.

Я был не против научиться играм, это открывало определённые перспективы и в гимназии, и дома. А затем и по службе. Карты могли открыть двери, могли принести богатство и уважение. Могли помочь с полезными знакомствами. Но в целом я был разочарован.

К тому же слухов о том, что кто-то выиграл за карточным столом миллионы, я не слышал. Новости же, что тут и там проигрывали не только деньги и имения, но и собственные жизни были регулярно. Даже в газетах про особо выдающихся печатали. Вот в этой, например. Я нашёл очерк, раскрыл нужную страницу и, пробежав статью глазами, положил газету на стол и развернул её к Анастасии Павловне.

Сам же задумался. Это странно. В самом деле, странно. В статейке красочно описывалось, как поручик какого-то там лейб-гвардии полка, Сизов, проиграл в карточном доме месячное жалование. Захотел отыграться, но не смог, проиграл полугодовое. На этом не остановился и проиграл годовое. После пошли скаковая лошадь, борзые, драгоценности недавно покинувшей этот мир матери, коллекция оружия отца. Как итог, поручик Сизов проиграл всё. Всё до копейки, включая родовое имение и городскую квартиру.

Оставшись же, в прямом смысле слова без штанов, он вернулся домой, естественно, напился, пристрелил лошадь, поджог псарню. Из благородных побуждений, чтобы сестра его не жила в нищете и не опустилась до панели, застрелил и её. После чего пустил себе пулю в лоб.

И таких историй огромное количество. Каждую пятницу кто-то стреляется или прыгает из окна из-за карточных долгов. Но вот что странно: Если бы поручик Сизов, напротив, выиграл бы миллионы, где была бы статья об этом? Почему нет тех, кто выиграл. Почему мы знаем только неудачников. Притом в основном мёртвых неудачников.