— Это вы записались на испытания ко мне? — в голосе Ван Шанси проступил нескрываемый сарказм. Он молча оглядывал субтильных юнцов, стоящих перед ним. — Да, воистину, пришли времена вырождения.

— Я думаю, Ван, надо было выбрать кого-то из прошлогодних, я же говорил, что год от года выбор будет всё хуже, — ухмыльнулся Сюй Хэйцы. — Что до этих двух кузнечиков… Гэ Чжэнь, убери их отсюда. Таким ничтожествам нечего делать в академии.

Гэ Чжэнь, охранник огромного роста с торсом бога войны Гуань-ди, двинулся к кандидатам в ученики Ван Шанси. Толпа зашепталась и зашевелилась, предвкушая наслаждение зрелищем. Но, к несчастью, люди крупного сложения редко подвижны и легки, и движения Гэ Чжэня тоже были размеренны и неторопливы. Он вынул меч, и, подойдя почти вплотную к Юаню, попытался схватить его и Цзиньчана одной рукой, но неожиданно согнулся пополам.

В воздухе молнией метнулся локоть Бяньфу, ударивший гиганта в висок, он начал оседать, а Цзиньчан, чьи движения стали столь стремительны, что казались обманом зрения, молниеносно оказавшись на его загривке, приставил к его горлу лезвие меча, которое сам ухватил за рукоять и клинок. Одного движения Золотой Цикады теперь было достаточно, чтобы перерезать Гэ Чжэню горло.

Толпа, жаждавшая смешной потасовки, замерла в потрясенном молчании, Сюй Хэйцы и Ван Шанси тоже ошеломленно смотрели, как два крохотных мышонка вмиг одолели медведя.

— Господин директор, я полагаю, такие ничтожества, как этот тупой медведь, недостойны представлять вашу шуйюань. Мне перерезать ему горло? — голос Цзиньчана, исполненный нескрываемого сарказма, звучал издевательски.

Сюй Хэйцы опомнился и закричал, чтобы Гэ сейчас же отпустили.

— Как я могу отпустить его? Если брошу, он тут же свалится на землю, халат перепачкает. А впрочем, кто я, жалкая цикада, чтобы обсуждать приказы директора? — наглец мгновенно убрал меч в ножны и отступил на шаг.

Гэ Чжэнь, бывший в обмороке от удара Бяньфу в висок, тут же пыльным мешком свалился на землю, его меч с противным металлическим звоном упал рядом, а Золотая Цикада, возвышаясь над ним, нагло прогнусил, подражая голосу Ван Шанси.

— Воистину, пришли времена вырождения, высокое искусство меча погибает, подобно гаснущей звезде, чьи лучи некогда пронзали тьму. Где те рыцари духа, чьи имена, словно звон стали, эхом отдавались в веках? Ныне клинок стал лишь бездушным куском железа в руках тех, кто не ведает его истинной силы. Они забыли, что меч — это продолжение сердца! И лишь эхо былых сражений доносится до нас сквозь пелену забвения, напоминая о былом величии… Подобно осенним листьям, оторвавшимся от древа жизни, отлетели от искусства меча благородство, мудрость и самоотверженность.

Чего-чего, а артистизма Золотой Цикаде было не занимать. В толпе послышались смешки и перешептывания, но теперь объектами насмешек, хоть и неявных, стало руководство шуйюани, а последняя фраза, слово в слово повторявшая выступление самого Ван Шанси, даже не камнем, а огромным булыжником полетела в его огород.

Толпа гудела смехом и репликами остряков.

— А ведь это правда, кем бы ни был кандидат, почему не дать ему шанс?

— Разве благородно прогонять человека только за то, что он кажется тебе слабаком?

— А ребятки-то не промах! Гении!

Ван Шанси сжал зубы. Кандидаты в его ученики не нравились ему хлипкостью, а теперь ещё стали раздражать наглостью, однако ронять свой престиж он не собирался.

— Ладно, проводите обоих в подземелье испытаний. Тот, кто выйдет из Золотых ворот до заката, станет моим учеником, — Ван Шанси опустил голову и усмехнулся.

Подземелье и его тайны были известны Вану, как его ладонь. Пройти их было не просто: уж об этом он лично позаботился. После того, как его предал лучший из лучших его учеников, Хуан Тянь, передавший его секреты меча школе Лусянь, Ван Шанси решил, что с него хватит учеников. Однако нормы преподавания в академии требовали наличия не только классов, но и личных учеников. И тогда Ван Шанси выдвинул такой принцип отбора, который не позволял пройти испытание никому.

Утром, узнав, что какие-то два глупца притязают на ученичество, он приказал активировать все ловушки. Сейчас Ван с тревогой подумал, что пришедшие кандидаты обладают двумя качествами истинных мечников: подвижностью и решительностью. Это было дурно, но куда хуже было другое обстоятельство: эти двое умели действовать сообща. Когда Гэ Чжэнь приблизился к ним, они не сговариваясь, действовали, как правая и левая рука единого человека, буквально слившись воедино. Они друзья?

Впрочем, человеческая натура предсказуема: амбиции и честолюбие правят миром. За жирный кусок даже брат брату перегрызет глотку. Эта истина, как старый клинок, остра и беспощадна. В погоне за призрачным величием люди превращаются в голодных волков, рыщущих в поисках добычи, готовых растерзать любого, кто встанет на пути. Их души — бездонные колодцы, которые никогда не наполнятся. А когда они достигают вершины, то обнаруживают, что там, наверху, лишь холодный ветер и пустота, а цена их победы — собственная человечность…

— Может, стоит перекрыть основной коридор, Шанси? — услышал Ван шепот Сюй Хэйцзи.

Ван Шанси поднял глаза на директора. Такая мера делала подземный лабиринт непроходимым. И было понятно, что обиженный Сюй вовсе не против избавиться от двух нахалов. Ван Шанси вздохнул. Может, и вправду, стоит? «Подобно осенним листьям, оторвавшимся от древа жизни, отлетели от искусства меча благородство, мудрость и самоотверженность…» — вспомнилась ему вдруг издевательская цитата юнца из его собственной речи. Он потряс головой и резко махнул рукой.