Губы Лёши были сухими и колючими. Целуя, он чуть царапал её кожу. Даша стискивала его затылок, плавясь, желая большего. Обхватила крепкими ногами его таз, вжимая в себя. Она чувствовала напряжённую готовность мужчины, готовность пахаря вогнать плуг в тугую влажную землю. Но Лёха почему-то продолжал лишь целовать её: шею, плечи, руки, и Даша глухо зарычала, словно голодное животное. Перехватила широкую спину и вонзила ногти в кожу…

И резко открыла глаза. Облизнула.

Чёрт!

Живот крутило спазмами, внутри всё ныло и полыхало. Это не было сладкое возбуждение, это было нечто… Ужасное. Требовательное, нестерпимое.

Даша вцепилась пальцами в матрас, закусила губу. Может, её и в лазарет послали для пытки? Изощрённой и унизительной. Девушка резко села, вогнала ногти в ладони. Постаралась сосредоточиться на рассуждениях. Палата. Светлая. Три металлических койки. Бежевые стены. Окно. Окно?! Без решётки? Девушка спрыгнула и подошла к стеклу.

Да, решётки не было, но это не значит, что стекло не армировано.

Второй этаж. Из окна видна стена с откатными воротами. Перед ней – грузовик. «Надо бежать, – подумала Даша, кусая губы. – Другого шанса может не представиться». Офицер, на честь которого упало подозрение в измене, должен либо покончить с собой, либо доказать свою невиновность. Но тень, упавшая на Дашину честь, задевает и честь её отдела, её товарищей. Надо бежать.

И – ох, как же хочется мужика. Прямо здесь, прямо сейчас. Любого.

Девушка попробовала открыть окно. Ну, понятно: не всё так просто: тут тоже нужна магнитка.

Мысли мешались, жар заливал тело волнами, словно лихорадкой.

Снова внимательно оглядела комнату, заметила стол, на котором лежал её собственный телефон, тумбочку с халатиком из распушённой целлюлозы, боковую дверь и не удивилась, когда за ней оказался санузел. Даша сняла катетер, который, раздражая промежность, странным образом сильнее возбуждал похоть, отчего девушка почувствовала себя ещё более грязной. Вылила содержимое, слила воду из бака, забралась в душ и включила сильнее напор.

Сыворотка. Всё дело в ней, это дураку понятно.

Даша не считала себя распущенной девицей, хотя педагоги из детского дома именно так и назвали бы её. «Единая жена единого мужа. Девочки, вы должны хранить себя для единственного. Только представьте, какой будет позор, когда после свадьбы муж обнаружит отсутствие девственности!» – твердили им на протяжении нескольких лет, и, мастурбируя, Даша отчаянно молилась, чтобы не повредить себе чего-нибудь там, а потом не опозориться перед мужем. Да ещё и в ночь после свадьбы! Почему-то ярко представлялось, как муж (лица у него не было, было лишь общее очертание) выволочет Дашу за длинные, тонкие косички, швырнёт на пол прямо перед гостями и пафосно (совсем как Анастасия Михайловна) провозгласит: «Она не была чиста!». И все приглашённые станут перешёптываться-перешёптываться-перешёптываться…

Прозу жизни для Даши открыл императорский жандармский колледж. Курсанты, быстро привыкшие к наличию в отряде недопацана, открыто обсуждали при ней всё что угодно: размер бюста, задниц, губ, но только не наличие девственной плевы своих подружек. И внезапно оказалось, что невинность – лишь приятный (или не очень, тут мнения разделялись) бонус, но вовсе не решающий фактор.

– Лёха, – подтрунивал Тёмка Выхин над другом, уже позже, когда курсанты дружными рядами вступили на службу Отечеству, – у неё ж там полигон по отработке тактических ударов. Нахрен жениться-то? Нет, породниться с полком, это, конечно…

– Заткнись, – цедил рыжевато-русый Лёха, хмурясь.

– Можно и на полигоне жениться, если её тётка – супруга генерал-майора, – ухмылялся кто-то из понимающих.

А потом они все дружно пили за молодых, и, полгода спустя, за первую Лёхину звезду, а ещё через год – за перевод из обычных жандармов в особисты. Когда же, через три года Лёша и Даша вновь пересеклись, парень утащил однокурсницу выпить за встречу.

– Она меня купила, – ухмылялся, цедя «Атаку мертвецов». – А я – продажная тварь. Не хочу десять лет киснуть в лейтенантах. Осуждаешь?

– Нет, – Даша тогда пожала плечами.

– Осужда-аешь. Ты же у нас примерная девочка. Принципиальная, честная, целеустремлённая… Эх, Дашка…

Лёха облокотился о стол и посмотрел на однокурсницу голубыми, как мундир жандарма, глазами. Совсем мальчишескими, весёлыми и будто вызывающими весь мир на бой.

– Я ведь тебя на карьеру поменял.

– В смысле?

– Ты мне всегда нравилась, – ответил он просто. – А со старших курсов я даже по тебе сох. Но, видишь, такие дела. В нашем мире выше головы не поднимешься. Если не продашься. Все продаются.