Лекарь Империи 3
<p> В нашем мире я был гениальным хирургом. Теперь я – Илья Разумовский, никому неизвестный адепт-целитель, без гроша в кармане и с минимумом магии в теле, заброшенный в мир альтернативной Российской Империи, где целители творят чудеса «Искрой». Мой единственный козырь – знания из прошлой жизни и странный дар «Сонар».</p> <p> Ну, и еще говорящий бурундук-фамильяр с отвратительным характером, который почему-то решил, что я – его избранный.</p> <p> Пусть я работаю на «скорой» с напарником-алкоголиком и знаю, что такое недоверие и интриги коллег, но второй шанс дается не каждому, и я намерен использовать его по полной! Ведь настоящий лекарь – это призвание, а не ранг в Гильдии Целителей.</p>
Глава 1
Я стоял у панорамного окна реанимации и смотрел на Шевченко, опутанного проводами и трубками. Мы его еле вытащили. Еще одна такая атака, и мы его потеряем. Это понимал я, это понимал растерянный Сердюков, это понимали даже молодые медсестры, бегавшие вокруг него.
Внутри закипала холодная, бессильная ярость, направленная не на болезнь, а на самого себя. Я позиционировал себя как диагноста, моя работа — предвидеть и предотвращать, а не бегать с реанимационной укладкой.
Я упустил, проглядел, и мой пациент чуть не умер у меня на глазах. Что это было? Паралич диафрагмы? Внезапный отек легких? Острая сердечная недостаточность, вызванная неизвестной причиной? Неясность пугала больше всего, потому что это могло повториться в любой момент.
— Ну, двуногий, ты его спас, — осторожно пропищал Фырк у меня в голове, видимо, чувствуя мое состояние и не рискуя язвить. — Это главное.
— Я не спас его, Фырк, я реанимировал, — мысленно возразил я. — Это разные вещи. Спасти — значит, вылечить. А я до сих пор даже не знаю, от чего его лечить.
Стоять здесь и смотреть на результат своей ошибки было бессмысленно. Реаниматологи сделают свою работу, а моя — найти ответ. Должна быть какая-то подсказка, что-то, что все упустили. Болезнь не живет в вакууме, она живет в человеке, меняя его привычки, его окружение, его жизнь. Она оставляет следы, и я должен был их найти.
Я развернулся и быстрым шагом направился обратно в неврологическое отделение, в пустую палату номер 312. За окном сгущался вечер, в палате было тихо и сумрачно. Постель была пуста, но в воздухе все еще витал едва уловимый запах лекарств и чего-то личного, неуловимого — запах ее обитателя. Его фантом все еще был здесь.
Я закрыл за собой дверь. Нужно было думать как следователь на месте преступления. Преступник — болезнь. Жертва — Шевченко. А это место — его дом за последние недели. Здесь должны быть улики.
Я начал методичный осмотр.
— О, обыск! Мое любимое! — тут же оживился Фырк. — Давай, двуногий, ищи! Может, у него под матрасом пистолет? Или план побега из больницы? Или любовное письмо к медсестре Кристине?
— Заткнись, Фырк, — пробормотал я, открывая прикроватную тумбочку. — Просто помолчи и смотри.
Так, что у нас тут. В верхнем ящике обнаружилось несколько книг — толстые тома по истории Древнего Рима и кризису Поздней Империи, что было вполне ожидаемо, учитывая профессию пациента. Я быстро пролистал их, не обнаружив ничего интересного — ни закладок, ни подчеркиваний.
Просто книги для чтения.
Дальше шли упаковки с лекарствами — стандартный набор для пожилого человека: что-то от давления, легкое снотворное, витамины. Ничего необычного, ничего, что могло бы вызвать такую реакцию. Я проверил каждое название, все было чисто.
На самом дне ящика лежала фотография в простой деревянной рамке. С нее улыбалась молодая женщина, очень похожая на Сергея Петровича, которая нежно обнимала его.
Дочь, очевидно.
Фотография была сделана давно, когда он еще был полон сил, а в его глазах не было той вселенской усталости, которая поселилась там сейчас. Я на секунду задержал на ней взгляд, и моя решимость только укрепилась. Вот ради кого я должен был его спасти.
Но фотография не была уликой. Пока ничего.
Я аккуратно поставил рамку на место и открыл второй ящик. Там царил идеальный порядок: стопки белья, носки, туалетные принадлежности. Все было аккуратно сложено, что говорило о педантичном характере хозяина. Но и здесь не было ничего, что могло бы навести на мысль о причине болезни.
Я уже начал терять надежду, когда моя рука наткнулась на что-то твердое, обтянутое кожей. Это оказалась старая, потрепанная записная книжка, которую я и достал на свет.
— О, секретный дневник! — тут же взвился Фырк. — Сейчас мы узнаем все его тайны!
Но там не было никаких тайн. Первая же страница была исписана аккуратным, почти каллиграфическим почерком историка, и содержание было весьма прозаичным.
«Понедельник. Температура воды +25. pH 7.2. Добавил порцию нитратов. Гуппи ведут себя активно. Самка меченосца выглядит вялой».
«Вторник. Температура +24.5. pH 7.1. Замена 20% воды. Меченосец все еще пассивен, держится у дна. Добавил в корм витаминный комплекс».
«Среда. Температура +25. pH 7.2. Меченосец умер. Жаль. Остальные в норме. Неоны особенно яркие сегодня».
Я листал страницу за страницей. Все они были заполнены подобными записями: температура, жесткость воды, уровень нитратов и нитритов, подробные наблюдения за поведением каждой рыбки.
Странно.
— Рыбки? Серьезно? — разочарованно протянул Фырк. — Мы ищем причину смертельной болезни, а ты читаешь некрологи по какой-то дохлой рыбе! Двуногий, это тупик! Пойдем отсюда, у меня от этой тоски шерсть выпадает!