— Слушай, а с каждой минутой все интереснее и интереснее, — прошептал мне на ухо Михаил. — Если бы мы сюда не попали, вечер был бы до тошноты скучным.

— Ага, — кивнул я. — Готовься, сейчас нам здесь сидеть еще очень долго. И дальше будет только скучнее.

На самом деле я уже прекрасно видел, как можно повлиять на эту, казалось бы, патовую ситуацию. Нужно было только дождаться правильного момента. А этот момент, судя по всему, был уже очень близок. У меня был план, а кульминация приближалась.

Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать дверь полицейского участка снова с грохотом распахнулась, и на пороге появился сам полковник Семенов.

Он был пунцовый, в расстегнутом на верхние пуговицы кителе, и тяжело дышал, будто бежал сюда всю дорогу. Было очевидно, что его выдернули откуда-то, где он очень приятно проводил время.

А размазанный след ярко-красной помады у него на воротнике, который мой наметанный глаз тут же заметил, говорил о том, что проводил он время не один.

— ЛИСОВСКИЙ! — заорал он, даже не переступив порога. — КО МНЕ!

Молодой сержант медленно поднялся из-за стола и подошел к начальнику.

— Что ты себе позволяешь, сопляк?! — Семенов ткнул ему пальцем в грудь. — Из-за твоей тупой принципиальности мне пришлось бросить все свои дела и мчаться сюда! Тебе конец! С этого самого момента ты уволен! И не имеешь права распоряжаться судьбой кого-либо! Понял?! Вон отсюда, чтобы я тебя больше не видел!

После того, как он проорал это, подобострастно повернулся к барону.

— Глубокоуважаемый барон, прошу прощения за этого идиота. Вашего сына немедленно отпустят, все обвинения с него, разумеется, будут сняты. А эти двое, — он кивнул в нашу сторону, — будут сидеть столько, сколько потребуется. Я лично прослежу, чтобы они получили по всей строгости закона. Можете не сомневаться.

Я слушал этот спектакль и прекрасно понимал расклад. Барон фон Штальберг, несмотря на свой незначительный титул, был явно не последним человеком в этом городе. Звучная иностранная фамилия, скорее всего, немецкие или голландские корни, да и столь подобострастное поведение офицера весьма немаленького ранга говорили о многом.

Барон расплылся в довольной улыбке, явно удовлетворенный тем, как быстро система прогнулась под его весом.

— Полковник, ваша благосклонность всегда меня радовала.

— Ценю ваше доверие, барон…

Дежурный полицейский покосившись на сержанта, открыл нашу камеру. Альберт фон Штальберг и его молчаливый приятель вышли на свободу.

— Ну что, быдло? — Альберт остановился у решетки и одарил нас своей самой мерзкой ухмылкой. — Вот она, настоящая справедливость! Будете теперь знать, как покушаться на честь аристократа! Запомните этот урок надолго!

Я уже мысленно готовился активировать свой план. Но не успел.

У полковника Семенова зазвонил телефон. Он достал телефон, посмотрел на экран, и его лицо мгновенно изменилось. Самоуверенность сменилась недоумением, а затем — откровенным, животным страхом.

Он отошел в угол. Его рука, подносившая трубку к уху, заметно дрожала.

— Да… — прошептал он в трубку. — Да, господин… Да, я вас понял… Так точно… Будет сделано немедленно.

Он положил трубку, и я увидел, что его лицо из красного превратилось в мертвенно-бледное.

— Прошу прощения, барон, — его голос был едва слышен. — Но я… я вынужден отпустить и… и этих тоже. Обидчиков вашего сына.

Барон, который уже собирался уходить, ошарашенно замер.

— Как это — отпустить?! Семенов, вы в своем уме?! Кто вам только что звонил?!

Но полковник смотрел сквозь него, и в его глазах был суеверный ужас. Он лишь что-то невнятно пробормотал и, повернувшись к рядовому, бросил:

— Открой. Открой им камеру. И отпустить. Всех. Немедленно.

Дежурный, такой же ошеломленный, как и все остальные, открыл дверь нашей камеры. Я вышел первым. За мной — все еще не верящий в происходящее Михаил.

— Илья… ты знаешь, кто это мог быть? — прошептал он мне. — Кто за нас попросил?

— Понятия не имею, — честно ответил я, пожимая плечами. — У меня таких связей точно нет.

Я быстро перебрал в голове варианты.

Мышкин? Маловероятно. Магистр Воронцов через Журавлева? Слишком быстро, он еще даже не знает о том, что я поставил диагноз его племяннице. Значит, кто-то еще. Кто-то очень могущественный, о ком я даже не догадывался.

Я подошел к столу, за которым все еще стоял бледный полковник.