— Какой диагноз при поступлении? — деловито спросила она, уже направляясь к выходу.

— Микседематозная кома под вопросом. И поторопись. У нас очень мало времени.

Я лично катил каталку с Леонидом в терапевтическое отделение. Медлить было нельзя, каждая минута была на счету. Яна бежала рядом, на ходу внося данные в электронную карту.

В коридоре отделения мы столкнулись с дежурным лекарем — молодым человеком в идеально отглаженном халате и с самодовольной ухмылкой, которую он, кажется, никогда не снимал.

Виталий Прилипало. Старый знакомый.

Фырк после нашей первой встречи дал ему исчерпывающую характеристику, и с тех пор мое мнение о нем не изменилось.

— О, Подмастерье Разумовский! Какими судьбами? — он оперся плечом о стену, преграждая нам путь и с ленивым интересом разглядывая нашего пациента. — Что, опять нашли какой-нибудь редкий синдром, который не описан в учебниках? Ставите диагнозы не по рангу?

Вот же прилипала по фамилии и по сути.

Мелкий карьерист, чьи амбиции значительно превышали его знания. Он видел во мне не коллегу, а угрозу, выскочку, который нарушает привычный и понятный ему порядок вещей.

Ничему его жизнь не учит.

— У пациента все признаки тяжелейшего гипотиреоза, — проигнорировал я его выпад, останавливая каталку. — Состояние прекоматозное. Нам нужен срочный, CITO, анализ на гормоны щитовидной железы — ТТГ и свободный Т-четыре. И начинать гормонозаместительную терапию нужно немедленно.

Прилипало скептически хмыкнул, демонстративно заглядывая в планшет, который держала Яна. От чего даже Яна морщилась.

— Я ценю вашу незаурядную эрудицию, Подмастерье. Но анализ на гормоны — это, как вам должно быть известно, дорогостоящее исследование. Оно не входит в базовый страховой полис. Для его проведения нужны очень веские основания. К тому же пациент в чувствах. Откуда тут взяться коме?

Он повернулся к пациенту, который безучастно смотрел в потолок.

— Леонид Павлович, вы ведь меня слышите? Вы в коме?

— Н-нет… — с трудом прошелестел пациент.

— Вот видите, Разумовский! — Прилипало победно посмотрел на меня. — Пациент не в коме. А вы раньше времени панику поднимаете. Нужны веские основания, а лучше — официальное заключение штатного эндокринолога.

— Так вызовите эндокринолога! — отрезал я, чувствуя, как внутри закипает холодная ярость. Этот идиот только что издевательски опросил умирающего человека, чтобы доказать свою правоту.

— С удовольствием бы, но, увы, — Прилипало развел руками, и на его лице отразилось плохо скрываемое злорадство, — наша уважаемая Тамара Аркадьевна в заслуженном отпуске на две недели. Где-то на южных морях. Так что, как видите, никак.

Он явно наслаждался моментом. Наслаждался своей маленькой властью, возможностью поставить на место «гения-самоучку», о котором гудела вся больница.

— А до тех пор, — продолжил он, принимая важный вид, — будем вести пациента согласно утвержденным протоколам. Как больного с энцефалопатией неясного генеза. Стандартная схема — дезинтоксикация, КТ головного мозга для исключения инсульта или опухоли, токсикологический скрининг…

— Идиот! Клинический идиот! — взвился у меня в голове Фырк, который уже успел выскочить из кармана и теперь невидимо сидел на плече Прилипало. — Пока они будут искать в его башке несуществующую опухоль и промывать его от несуществующих ядов, он просто остынет и помрет! Двуногий, сделай что-нибудь!

Я смотрел на самодовольное лицо Прилипало и понимал, что спорить с ним бесполезно. Он не слышал доводов логики. Он слышал только шелест инструкций и голос собственного уязвленного эго. А время уходило.

Спорить с этим самодовольным идиотом было все равно что объяснять слепому разницу между оттенками красного. Бессмысленно и контрпродуктивно. Он будет цепляться за свои дурацкие протоколы до тех пор, пока пациент не умрет, а потом разведет руками и скажет: «Мы сделали все, что могли».

Нужно было действовать жестче.

Я развернулся и, оставив Прилипало наслаждаться своей минутой славы, быстрым шагом направился в ординаторскую хирургии. Если не работает логика, нужно применить силу. Административную. Мне нужна была поддержка Шаповалова.

— Игорь Степанович, у меня экстренная ситуация! — я ворвался в кабинет без стука.

— Разумовский? — он удивленно поднял голову от каких-то бумаг. — Ты же, вроде, должен быть в первичке, спасать город от «стекляшки»! Что стряслось?

— Тут особый случай, — я кратко, в двух словах, изложил ему всю историю: апатичный пациент, гипотермия, миотонический спазм, диагноз «микседематозная кома» и упрямство дежурного терапевта, который отказывается проводить жизненно важный анализ. — Прошу освободить меня от дальнейшего приема. Мне нужно лично проследить за этим пациентом.