Высказав свою претензию, сестра ухватила с тарелки сосиску и смачно откусила от нее половину. Затем плюхнулась на стул и нагло на меня уставилась.

– Придержи коней, сестренка! С компенсацией все понятно, требование вполне законно, – парировал я.

Аленка с энтузиазмом закивала, соглашаясь.

– Но и я, в свою очередь, вынужден потребовать арендную плату за шесть лет использования помещения.

Услышав ответную претензию, сестричка возмущенно фыркнула, открыв рот от негодования:

– Ах ты жмот! Да я тебя по судам затаскаю! Зря тебя выпустили из госпиталя! Мам, кажется, у твоего старшенького после ранений крыша начала подтекать!

Не знаю, сколько бы это продолжалось, но тут в нашу перебранку вмешалась мать:

– Так, спорщики! Давайте жить дружно, а то я с вами быстро с ума сойду! – она посмотрела на дочь: – Алена, начнем с тебя! Почему ты до сих пор в пижаме? Ты же сама говорила, что как только с института снимут карантин, ты начнешь усиленно грызть гранит науки!

– Не, мам, грызть гранит сегодня не получится. Первые пары отменили. Химик наш еще в больнице лежит. Да и вообще, погода стоит какая-то нелетная! Так что я сегодня гуляю!

Вскочив со стула, сестра цапнула еще одну сосиску и пулей вылетела из кухни. Из коридора донеслось:

– Вернусь поздно!

– Ну что мне с ней делать? Четвертый курс медицинского, а ведет себя, как сопливая школьница! – Мать озабоченно вздохнула.

Да уж… что выросло, то выросло. Когда я уходил в армию, сестра была двенадцатилетней непоседой и круглой отличницей. Учеба давалась ей слишком легко, поэтому в пятнадцать она экстерном закончила школу и, на удивление всем, захотела в медицинский, куда с помощью своих знаний и небольшой протекции дяди Бори благополучно поступила, заняв одно из немногих бюджетных мест. Насколько я знал, сестра была компанейской, быстро сходилась с людьми, легко заводила друзей и увлекалась, как говорила мать, «всякой хренью».

– Мам, а чем она у нас в свободное от учебы время занимается? – поинтересовался я.

– Да чем только не занимается! Бросает ее из стороны в сторону. То панк-роком, то граффити, то восточной философией и буддизмом, а то и вовсе всякой мистикой.

– А что сейчас у нее на уме?

– Политика, либеральные идеи и всеобщая демократия. Но на все мои попытки поговорить на эти темы, она переводит разговор. Говорит, что я рождена в совке и все равно ничего не понимаю. Ай, да ладно… – мать хлопнула ладонью по столу. – Ничего страшного, всех ребят из ее тусовки я знаю. Вроде все адекватные. К тому же ей только восемнадцать исполнилось. В таком возрасте увлечения бывают и похуже.

Хотя мать говорила спокойным тоном, я уловил тревогу в ее голосе.

– Ладно мам, ты сильно не волнуйся, теперь я рядом и за сестренкой присмотрю.

Мать убрала посуду в раковину и снова уселась напротив:

– Максим, теперь нам с тобой надо серьезно поговорить. Тебя долго не было, и если бы ты не присылал каждый месяц деньги, то я бы наверняка не смогла свести концы с концами.

В этот момент я почувствовал, как ей неудобен этот разговор.

– Алена учится хоть и на бюджетном, но ты же знаешь, что наше государство ничего по-настоящему бесплатно не делает. Да что там говорить, ей даже повышенную стипендию не платят, хотя она и отличница. Инфляция, деньги утекают как вода сквозь пальцы, а в моем НИИ вирусологии мне, как младшему научному сотруднику, платят сущие крохи, – мать тяжело вздохнула. – Ну а теперь вернулся ты. Я не хочу, чтобы ты сразу шел работать, ведь у тебя незаконченное высшее. Осталось закрыть пару хвостов и написать дипломную работу. Я, когда узнала, что тебе после ранения закрыли контракт и демобилизовали, сразу позвонила Боре. Он поднял все свои связи и договорился о восстановлении в университете. Ты умный, а я помогу, насколько это возможно.

Мать замолчала и, взяв губку, начала вытирать со стола несуществующие пятна.

Я знал мамин пунктик насчет высшего образования. Отказывать ей сейчас – все равно что плевать против ветра, но и усугублять финансовое положение семьи я не собирался.

– Мам, я все понимаю, и знаю, как для тебя это важно. Обещаю, как только устроюсь на работу, пойду учиться заочно…

Закончить фразу она мне не дала:

– Нет. Никаких заочных обучений. Карантин с учебных заведений сняли по всей стране. Дядя Боря подсуетится, и тебя восстановят и допустят к занятиям. А вот когда получишь диплом – тогда и поймешь, чем дальше заниматься.

Стало ясно: она все просчитала наперед, разложила по полочкам, словно гроссмейстер партию в шахматы.

– Насчет денег не беспокойся, – сказал я и протянул ей пластиковую карту. – Я кое-что подкопил на боевых, так что здесь больше двух миллионов. Еще мне обещали накинуть за ранения. Вдобавок вроде таким, как я, льготы какие-то положены.

– Пусть карта у тебя будет, – проговорила мать, наотрез отказавшись ее взять. – Ты – наша опора. Если что-то понадобится – я скажу.

– Хорошо, – нехотя согласился я.

Мать заулыбалась, явно получив облегчение от того, что мы поговорили начистоту.

В этот момент на кухню снова влетела Аленка. Теперь она была в полном боевом облачении. Черные высокие ботинки на непомерно толстой подметке контрастировали с узкими джинсами, делая ее ножки совсем уж тонкими. Дополняли картину широкий кожаный ремень с огромной металлической бляхой, черная водолазка с принтом группы «Король и Шут», черная жилетка и тряпичная сумка.

– Ну что, родня, я почти ушла. К ужину не ждите. Мам, если выдашь мне тысячу, я возражать не буду, – промурлыкала она, словно кошка.