Шрифт:
Стоит ли мне что-то сказать? Или дать ей шанс начать разговор? Может, просто уйти и подождать, пока она заснёт, прежде чем прокрасться обратно?
Я решаю, что лучше поскорее покончить с этим неизбежно неловким разговором, поэтому открываю рот, чтобы заговорить — но оказывается, у неё были те же намерения. Теперь мы обе таращимся друг на друга с разинутыми ртами, выглядя как пара рыбок-гуппи.
— Ты хочешь что-то сказать? — спрашивает она, и мне хочется провалиться сквозь землю. Мне ещё никогда не приходилось вести подобный разговор. Обычно, если возникали проблемы, я оказывалась на месте того, кого отчитывают — будь то мои родители или мастер Кайус. Странно быть по другую сторону. Быть той, кого предали и ранили, и теперь ждать объяснений.
Я качаю головой и жестом показываю, чтобы она говорила, не стесняясь.
— Можешь сразу всё выложить, Эрис. У тебя на лице написано, что тебе есть что сказать.
Она сжимает свои татуированные пальцы и закусывает нижнюю губу. Сейчас она похожа на ребёнка, который вот-вот признается в содеянном. И, хоть я всё ещё киплю от злости, часть меня хочет обнять её, простить, будто этим можно всё исправить. Ведь она была моей подругой. Или… я так думала.
— Я… — её голос срывается, она откашливается и пытается снова. — Прости, что причинила тебе боль, Шэй. Моей задачей было проникнуть в Золотой дворец, чтобы у нас появился шанс…
— Убить моего жениха, — заканчиваю за неё, когда она умолкает. Эрис слабо кивает, виновато опустив взгляд.
— Когда мне удалось получить должность фрейлины, я подумала, что удача на нашей стороне.
— Но?
Она смотрит мне в глаза.
— Когда я встретила тебя, я ожидала, что ты будешь… трудной.
Я скрещиваю руки на груди и усмехаюсь:
— То есть, ты хочешь сказать, что ожидала встретить избалованную принцессу?
Она натянуто улыбается, и на её лице ясно читается вина:
— Скажем так… ты была привыкшей к определённому образу жизни. Но ты не была ни злой, ни жестокой, ни капризной, как я ожидала. Ты обращалась со мной, да и со всеми в твоём окружении, с добротой и уважением. Мне не следовало тебя любить. Но знакомство с тобой стало лучшим, что произошло со мной в Мидори.
Она теребит пальцами подол халата.
— Ты можешь не верить, но наши разговоры, проведённое вместе время, то, что мы стали подругами… всё это я буду хранить в сердце до конца своих дней. Да, я скрывала свою личность, но ты действительно узнала меня настоящую.
Я вглядываюсь в её извиняющийся взгляд, пытаясь уловить хоть намёк на ложь — но вижу только раскаяние.
— У меня никогда не было подруг, — наконец произношу я, и, кажется, её это ошеломляет. — Я всегда была отрезана от людей, если не считать редких официальных приёмов во дворце. Я — наследница трона. Я никогда не знаю, интересуются ли люди мной по-настоящему или только тем, что я могу им дать.
Я смещаюсь, устраиваясь поудобнее.
— Когда ты стала частью моего ближайшего окружения, наша дружба возникла так естественно, что я сразу почувствовала связь, родство. Мне нравились наши разговоры, и дни, которые раньше тянулись в серой рутине, впервые стали интересными. Я с радостью просыпалась по утрам, я больше не чувствовала себя одинокой. У меня наконец появилась подруга. Или, по крайней мере, я так думала.
— Шэй, — мягко говорит она, но я её не слушаю.
— Узнать о твоём предательстве было больнее, чем само похищение. Я ожидаю таких поступков от врагов, но… не от подруги.
Эрис всё время, пока я говорю, накручивает на палец один из своих завитков. Когда она понимает, что мне больше нечего добавить, она отпускает локон, опирается локтями на колени и наклоняется ближе ко мне.
— Ты имеешь полное право ненавидеть меня и злиться, — говорит она. — Ты не обязана снова быть мне подругой, и я не заслуживаю прощения. Но если ты всё же сможешь найти в себе силы дать мне шанс, я бы хотела попытаться восстановить нашу дружбу. Без секретов. Без лжи. Отныне только честность.
Тишина снова поглощает нас. Я отрываю взгляд от неё и смотрю на свои ноги. Несколько дней я провела в джунглях в ботинках на размер больше. Шевелю пальцами в уютных носках, которые купил для меня Атлас, радуясь тому, что наконец-то на мне что-то сухое и удобное. Но я не могу вечно пялиться на свои носки. Рано или поздно придётся ответить Эрис.
Она вздыхает. Матрас скрипит, когда она поднимается, проходит мимо меня и направляется к двери. Я слышу, как она берётся за латунную ручку, и понимаю, что не хочу, чтобы она уходила.
— У тебя и правда четыре сестры? — спрашиваю я, обернувшись через плечо, чтобы убедиться, что она до сих пор здесь. Она смотрит на меня затуманенными глазами. Неужели вот-вот расплачется? Потому что я не знаю, что должна делать, если она начнёт плакать. Мне не по себе, когда я вижу, как кто-то рыдает. Родители всегда учили меня, что слёзы — это слабость, и я никогда себе их не позволяла. Но вот она стоит, глядя на меня так, будто сейчас разрыдается, и мне хочется умолять её прекратить — не ради неё, а ради себя.