Улыбка на её лице померкла, и она отстранилась, глядя на меня с недоумением.

— Зачем это, Егорушка? — спросила она, нахмурившись. — Тебе не нравится, как я готовлю? Или непорядок у нас дома?

Я понял, что задел её за живое. Машенька была гордой, и мысль о том, что она не справляется с хозяйством, явно её обидела.

— Всё у нас хорошо, Машенька, — поспешил я успокоить её, снова притягивая к себе. — Да только ты уже и не крестьянка, и не дочь купеческая, а боярыня. Поэтому не по статусу тебе самой всё делать. Понимаю, что непривычно, но так нужно.

Она смотрела на меня несколько секунд, словно пытаясь понять, не шучу ли я. Потом вздохнула, повернулась ко мне, обняла крепко-крепко и сказала:

— Хорошо, Егорушка. Я сама к этому всё никак не привыкну.

Её голос звучал немного грустно, и я понял, что ей действительно трудно принять свой новый статус. Всю жизнь она была дочерью купца — пусть и зажиточного, но всё же не боярина. А теперь, сама стала боярыней, да еще и выйдя за меня замуж, она в одночасье стала хозяйкой большого поместья. И это требовало перестройки всего её мировоззрения.

— Вот потихоньку и привыкай, солнышко моё, — сказал я ласково, поглаживая её по волосам. — Тебе теперь другие дела предстоят — не у печи стоять, а хозяйством управлять, распоряжения давать, за порядком следить.

— Егорушка, а почему именно из приезжих? — спросила она, подняв на меня глаза.

Я задумался, подбирая слова. Мне нужно было объяснить ей так, чтобы не обидеть, но и чтобы она поняла мою логику.

— Понимаешь, Машенька, деревенские-то привыкли уже к тебе, что ты дочь купеческая, — начал я осторожно. — Они тебя знают. Им трудно будет перестроиться и начать видеть в тебе боярыню.

Машенька задумчиво кивнула, соглашаясь с моими словами.

— А те люди тебя не знают, — продолжил я, — поэтому сразу начнут относиться как к боярыне. Перестраиваться не придётся. Поэтому лучше, если сделаешь именно так, как я сказал.

Она помолчала немного, обдумывая мои слова, а потом кивнула и улыбнулась — на этот раз искренне, без тени обиды.

— Конечно, сделаю, Егорушка, — сказала она мягко. — Ты всегда дело говоришь. И правда, проще начать с чистого листа, чем пытаться изменить то, что уже сложилось.

Я улыбнулся, довольный её пониманием, и снова обнял её, вдыхая родной запах. В такие моменты я особенно остро чувствовал, как мне повезло с женой — умной, чуткой, понимающей.

— Ну а теперь, — сказал я, отпуская её, — давай-ка покажи, что там у тебя в котелке так аппетитно булькает?

Машенька рассмеялась, и её смех, звонкий и чистый, наполнил избу радостью. Она повернулась к печи и сняла крышку с котелка, выпуская облако ароматного пара.

— Похлёбка грибная, — сказала она с гордостью. — С картошкой, как ты любишь. И пирог с рыбой уже почти готов. Митяй щуку воооот такую принес, — она развела руки в стороны, показывая размер щуки — как заправский рыбак, прям.

Я вдохнул аромат похлёбки и почувствовал, как рот наполняется слюной. После беготни туда-сюда аппетит разыгрался не на шутку.

— Ну, зови к столу, хозяюшка, — сказал я, потирая руки. — Умоюсь только с дороги.

Пока Машенька накрывала на стол, я вышел во двор, зачерпнул воды из бочки и с наслаждением умылся, смывая всю усталость.

Затем зашел в дом, где меня ждал вкусный обед и любящая жена.

Через пару часов после того, как я пообедал, зашёл Степан. Он был в старой рубахе, закатанной до локтей, с полотенцем, перекинутым через плечо. Видно было, что он только что умылся — капли воды блестели в его бороде.

— Барин, где рыбу коптить? — спросил он, почесывая затылок.

Я оглядел двор:

— Да хоть здесь, где как обычно, — ответил я, указывая на место возле колодца. — Тут и ветра не так много, и вода рядом, если вдруг искра на что упадёт.

Степан кивнул, соглашаясь с моими доводами, и, развернувшись, пошёл к калитке своего двора. Я же присел на крыльцо, наблюдая за суетой в деревне. Бабы гоняли кур в курятнике, мужики заканчивали последние дневные дела, а детвора после обеда снова носилась кто куда.

Вскоре из-за забора показалась процессия — Степан, Гришка и Митяй вынесли каждый по коптилке: две старые, уже почерневшие от копоти и сажи, и одна новая, видимо, недавно сделанная.

— Вот, Егор Андреевич, всё как вы велели, — доложил Митяй, расплываясь в улыбке.

— Молодцы, — похвалил я. — Знатный улов! На такой рыбалке я бы и сам не отказался побывать.

— Так вы в следующий давайте с нами, барин, — предложил Гришка, раскладывая коптилки. — Там на реке такие места есть — закинешь удочку и не успеваешь вытаскивать!