Ганс выпустил из рук ремни, которыми он приторачивал вьюки, и, задумчиво опираясь рукой на спину коня, сказал:

– Правильно.

– А этой ночью случилось то же самое. Мы сложили все монеты вместе и сосчитали их. Ты положил двадцать монет в мешок?
– Мигнариал выжидательно глядела на Ганса. Он кивнул: мол, продолжай.
– Но утром их оказалось двадцать две.

– Это.., происходит ночью, - пробормотал Ганс, глядя в никуда прищуренными глазами.

Мигнариал несколько раз быстро кивнула головой.

– Я уверена - через час или через десять часов в мешке по-прежнему будет двадцать две монеты.
– Девушка пнула мешок ногой, стараясь хоть как-то снять напряжение. Однако звон серебра только усилил мрачное настроение Ганса.

– Но.., одиннадцать - это, кажется...
– Ганс с трудом подобрал слова, прежде чем зловеще выговорить:

– ..магическое число. Ох! Двадцать два - это же два раза по одиннадцать, верно?

– Верно, но я не думаю, что это имеет значение. В течение нескольких секунд Ганс выглядел совершенно убитым. Затем он скрестил руки на груди и оперся плечом на вьючную лошадь, глядя на Мигнариал с вызовом и ожиданием.

– Ну хорошо, ты так не думаешь. А почему?

– Ой нет, милый, подожди немного, не надо так на меня смотреть. Я просто пытаюсь рассуждать и делать выводы, и видение тут ни при чем. Может быть, я даже ошибаюсь. А может, и нет.

– Ты хочешь понять и сделать какой-то вывод? Мигнариал кивнула и вытянула вперед левую руку.

– Во-первых, если мы сейчас вынем из мешка все деньги, то, я думаю, он будет пустым до самого вечера.
– Девушка загнула один палец.
– Во-вторых, продолжила она, берясь за второй палец, - мне кажется, что завтра утром там снова будет одиннадцать монет.
– Мигнариал пригнула и этот палец к ладони.

– Хм-м. Ты так считаешь?

– Да, Ганс.

– А что, если мы оставим все как есть?

– Я думаю - а нам сейчас и остается только думать, - что если мы оставим все как есть, то завтра в мешке будет по-прежнему двадцать две монеты, и послезавтра тоже, и.., на следующей неделе тоже.

Неожиданно Ганс хлопнул себя по лбу, затем отскочил от лошади и захлопал в ладоши:

– Ай, Ганс, совсем голова не варит! Я понял! Ты считаешь, что у нас восемьдесят девять монет, и одиннадцать из них.., странные. Заколдованные.
– Ганс выговорил эти слова так, будто они причиняли ему боль.
– И вышло так, что девять из тех монет, которые мы положили в сумку, были из числа этих одиннадцати. А еще две заколдованные монеты мы засунули к себе, в свою одежду, и ночью они.., переместились в мешок.

Мигнариал кивнула.

– Если я правильно рассудила, эти одиннадцать монет будут перемещаться в мешок каждую ночь, и утром мы обязательно обнаружим их там.

– Слава богам, что Радуга тоже не оказывается в мешке! Мигнариал отыскала взглядом пеструю кошку.

– А что касается Радуги.., я вообще не пойму, что тут такое замешано!

– Ладно, Мигни, пора ехать дальше. Мы проверим мешок вечером и вынем из него все деньги. Можно даже попробовать зарыть эти двадцать две монеты в землю, или повесить их на дерево, или...
– Ганс посмотрел на речку.
– Я бы вообще забросил этот мешок в самый глубокий омут, прямо сейчас!

– Дай бог, это поможет, - согласилась Мигнариал, но потом нахмурилась:

– Разве что.., разве что эти монеты как-то связаны именно с нами.

"Думаю, что именно так оно и есть, - подумал Ганс, однако вслух этого не сказал.
– Мне кажется, что этого мешка вообще не было на седле, когда я седлал лошадь! О боги, о чем я вообще думаю! Нет, о нет, проклятье... О боги, о Отец Илье, как я ненавижу колдовство!"

***

В тот день Мигнариал уже в который раз начала просить Ганса надеть тейанский браслет. Ганс наконец внял ее уговорам - в основном для того, чтобы прекратить эти самые уговоры. Поскольку на левом запястье Ганс постоянно носил браслет из черной кожи, то сейчас он натянул медное кольцо на правую руку и сжал его, чтобы оно плотно охватывало предплечье. Ничего не случилось. Ничего не изменилось. Теперь на руке Ганса красовался дурацкий медный браслет, вот и все.

Солнце стояло почти в зените, однако ничуть не напоминало демона высокие деревья с густыми кронами дарили путникам прохладу. Около полудня они увидели человека, ехавшего по дороге им навстречу. Пока тот был еще далеко и не мог слышать приглушенных голосов, Ганс предупредил Мигнариал, что в разговоре со встречным не следует упоминать своих имен. Это было невежливо, однако Ганс и Мигнариал настороженно относились к чужакам.

Путешественник, мужчина крупного телосложения, ехал на высокой лошади темно-серой масти. Вторую лошадь, нагруженную поклажей, он вел в поводу. Ганс отметил, что путешественник отнюдь не был юн: морщины на его щеках и вокруг глаз говорили о том, что ему уже изрядно за тридцать, а то и все сорок. Выцветшая кожаная шляпа странной формы скрывала волосы проезжего. Путешественник был столь же осторожен и опаслив, как Ганс, и также не назвал своего имени. Шедоуспан не стал его спрашивать.

Путник сказал Гансу и Мигнариал, что направляется в Санктуарий.

– А-а, - равнодушно сказал Ганс.
– Я бывал там. Неплохой городишко.

– Однако и не особо хороший, судя по тому, что мне доводилось слышать, - отозвался человек. Голос у него был негромкий и необычайно ровный, совершенно без интонаций. На румяном загорелом лице этого человека выделялись длинные густые усы необыкновенного бронзово-коричневого цвета. Туника его была сшита из некрашеной домотканой материи, с очень широким шейным вырезом. Короткие рукава открывали взгляду сильные мускулистые руки.