Шрифт:
Он задумчиво поглядел на нее:
— Отец всегда говорил мне, что существует некая разновидность безжалостно практичных женщин, и, видимо, он был прав. Откровенно говоря, даже если бы я мог вторично жениться, я бы так не сделал, ибо у меня не хватило бы ни жизненных сил, ни оптимизма взять себе новую жену. Когда придет время, древний род Уиндермееров и их значительное состояние перейдут к моим двоюродным братьям. — Он неожиданно засмеялся. — И все же благодарю тебя за предложение. Даже если ты не права, все равно это весьма великодушно с твоей стороны.
Едва осознав смысл своего опрометчивого предложения, Джулиет почувствовала себя глупой. «Действительно, что станется с моими родными, если они сочтут, что я умерла? Но по крайней мере Росс снова развеселился». Взяв кофейник, она подлила в чашки.
— А каковы сейчас твои планы? Ты собираешься в Тегеран? Надеюсь, не в Герат? Афганистан сейчас куда опаснее, чем обычно.
— Ни туда ни сюда. — Росс взял с тарелки слоеное печенье с кардамоном, откусил немного. — Вкусно. У тебя тут превосходная кухня. — В два приема он покончил с печеньем. — Дело в том, что я направляюсь в Бухару.
Джулиет недоуменно уставилась на мужа:
— Надеюсь, ты шутишь? Это самое опасное место для европейцев. Если тебе непременно нужно проехать в Центральную Азию, поезжай в Коканд или Хиву, откуда потом, без сомнения, сможешь вернуться назад.
— К сожалению, мне нужна только Бухара. — Он вытер пальцы салфеткой. — Это не увеселительная поездка, Джулиет. Ты не слышала, что эмир держит в плену офицера британской армии?
— До меня доходили такие слухи, но я также слышала, что офицера этого казнили.
— Возможно. А может, и нет. В любом случае я собираюсь все выяснить и попытаться что-либо предпринять.
Джулиет озабоченно закусила губу.
— Это дело британского правительства, а вовсе не твое. Ведь у тебя нет никакого официального статуса?
— Никакого — я еду как сугубо частное лицо.
— Ты сумасшедший, — без обиняков заявила она — Если ты войдешь во дворец эмира и потребуешь, чтобы он отпустил офицера, тебя самого либо посадят в тюрьму, либо просто-напросто убьют.
— Ты, несомненно, права, — согласился Росс. — Однако я все равно попытаюсь. Меня об этом
просила мать офицера, и я не мог ей отказать.
— А надо было отказаться! — выпалила она, раздраженная тем, как слепо он отмахивается от возможных опасностей. — Сегодня днем ты сказал, что твоим слугам незачем приносить себя в жертву в бесплодной попытке спасти тебя от туркменов. А это то же самое и даже еще хуже. По крайней мере туркмены превращают персов в рабов, а если поедешь в Бухару — считай, что погиб. И единственный вопрос, то ли тебя убьют мгновенно, то ли ты несколько лет будешь заживо гнить в Черном колодце. Нет никакого смысла рисковать из-за человека, который наверняка мертв.
— Разные бывают ситуации, — мягко заметил Росс. — Опять же неясно, казнен ли британский офицер. Если он погиб, то, возможно, мне удастся убедить эмира отдать тело майора, чтобы я смог вернуть его родственникам для захоронения.
— Его семья, несомненно, будет тебе благодарна, но тем не менее это не стоит того, чтобы рисковать своей жизнью.
Он спокойно взглянул ей в глаза:
— Даже если офицер, о котором идет речь, твой брат Иан?
У Джулиет перехватило дыхание. Она не могла вздохнуть, как после сильного удара.
— О Боже, только не он! — прошептала она. — Это уж слишком.
Содрогаясь, она зарылась лицом в рукав. «Наверное, весь этот день был кошмаром, и утром я проснусь и увижу, что моя жизнь в Сереване не изменилась. Или того лучше: все эти прошедшие двенадцать лет были лихорадочным сном, и я по-прежнему в Чепелгейте сплю в теплых и надежных объятиях мужа».
— Проклятие! — беспомощно воскликнул Росс, встал со стула и обошел вокруг стола. Потом нежно коснулся ее головы и произнес:
— Извини, Джулиет. Зря я тебе сказал.
Джулиет инстинктивно повернулась, Карлайл обнял ее, а она порывисто прижалась к мужу. Несколько мгновений женщина пыталась совладать со слезами и позволила себе принять опасное и в то же время успокаивающее объятие Росса. «Как много лет я жаждала мужского прикосновения! Прикосновения Росса».
Наконец она высвободилась, хотя и не так быстро, чтобы он не истолковал ее действие как отказ от помощи.
— Не стоит извиняться, — нетвердым голосом произнесла она. — Невозможно смягчить подобное известие. — Она смахнула тыльной стороной руки слезы. — Не могу представить, что Иан погиб, он так любил жизнь! Я думала, что если кому и предначертано бессмертие, то, должно быть, Иану.