Вопрос номер два: что означает его зловещая угроза убивать знакомых мне людей в счет съеденных фигур? Пустой треп или снова серьезное намерение?

Думать об этом не хотелось. Назойливо память возвращала меня к видению бойни, учиненной на квартире у шурави Семена, активиста Своры. Все, что там произошло, так же могло оказаться пустым трепом, но, как помнишь, не оказалось. Что я могу противопоставить Герострату, если и теперь это не «пустой треп»? Обратиться к МММ, к самому Хватову? Очень не хочется после всего, что они со мной сделали. Но обратиться придется, кроме них никто не сумеет мне помочь, никто другой не сумеет ответить на мои вопросы.

Я решил с утра пораньше позвонить МММ на работу и, возможно, договориться о встрече. Тогда я еще не видел иного пути. На этом я и успокоился. И хотя на повестке ночи оставался еще один очень важный и, по самому большому счету, центральный вопрос: а кто, собственно, будет той первой пешкой, которую Герострат расценил как фору в дурной партии, если предупреждение его сделано всерьез? Но я подумал, что предпринимать какие-либо действия пока преждевременно, сначала нужно разобраться, чтобы и ситуация прояснилась, и решение проблемы какое-нибудь проклюнулось.

В общем, я себя уговорил. Я себя успокоил.

И в результате на этот главный вопрос я получил ответ тем же утром. Причем, набирать для этого номер рабочего телефона МММ не пришлось. Наоборот, мне самому позвонил некто, представившийся главврачом больницы института Скорой Помощи, и попросил приехать, потому что Мишке Мартынову, поступившему в больницу с огнестрельными ранениями средней тяжести, понадобилось срочно переговорить со мной. Вот тогда я понял, что Герострат не шутит, и все начинается сначала.

— Убедился теперь?

Я перенес телефон на кухню, прикрыл дверь, поставил аппарат на кухонный стол и, разглядывая в окно двор, поинтересовался:

— Это твоих ребятишек я сейчас наблюдаю?

— Не знаю, кого ты имеешь в виду.

— Парочку топтунов, что таскаются за мной повсюду.

— Ну, милый мой, я в услугах следопытов не нуждаюсь. Ты у меня и так весь на ладони. Это, должно быть, поклонники. Я нынче личность популярная. Да и ты в свете моей славы — не обделен. Мной, а теперь и тобой многие интересуются. Они автографа у тебя еще не просили? — в голосе Герострата мне послышалась искренняя заинтересованность.

— Пока нет, — отвечал я сухо.

— Скоро попросят. Как здоровье нашего общего друга? — сменил тему Герострат. — Не откинулся пока, надеюсь? Сумел разъяснить тебе ситуацию?

— Сумел.

— Вот видишь, как все здорово получается. А ты играть не хотел. Кстати, ход все еще за тобой.

— Конь G1-F3, — сказал я быстро.

— Вполне, — Герострат на секунду задумался. — Пешка Е7-Е5. Да, кстати, пока ты размышляешь над следующим ходом, думаю, есть смысл оговорить организационные вопросы турнира. Через полчаса к тебе заглянет один мальчик. Курьер. Притаранит радиотелефончик. Предупреждаю, пытать мальчика не стоит: к Своре он отношения не имеет, меня никогда в глаза не видел. Так что у него тебе ничего выведать не удастся. Ячейка для радиотелефона оплачена. На полгода вперед. Пользуйся, помни мою доброту. Будем, так сказать, поддерживать постоянную связь, — Герострат хохотнул: чем-то его рассмешила собственная фраза. — Далее. Мой номер через телефон определить не пытайся: у меня на аппарате защита стоит новейшая — из последних достижений забугорных мастеров-умельцев. Только время зря потратишь.

Еще раз подчеркну: особые правила игры определяю я. Согласно ситуации. Сейчас она такова, что я готов объявить правило номер один: в нашей партии рокировка недопустима. Для особо непонятливых объясняю: под рокировкой я буду расценивать любую твою попытку связаться с Хватовым. Помнишь такого полковника? Его участие в партии, нам с тобой совсем не к чему. Всегда неприятно, если за спиной соперника прячется гроссмейстер, ковыряет в носу и подсказывает правильные ходы. Согласись, весь смысл, да и вкус игры при таком подходе утрачивается.

И далее. Чтобы ты не вздумал все-таки какую-нибудь глупость сообразить и нарушить устанавливаемые мною правила, я решил в качестве гарантии обзавестись заложником. Или заложницей, что предпочтительнее. В самом деле, чем я хуже голливудских злодеев?

Я понял. И мгновенно взмок. От макушки до пяток. Жара. Жара гор, которые стреляют.

— Ты не посмеешь, — прошептал я севшим голосом.

— Посмею-посмею, — засмеялся Герострат. — Уже посмел. Хочешь поговорить со своей королевой? Она здесь, со мной…

В трубке что-то щелкнуло, и я услышал голос Елены:

— Борис, это ты?.. Борис!..

— Лена… Леночка… я здесь…

— Достаточно, — прервал нас Герострат. — Так-то, мой мальчик…

Да как же… да что же?.. Сволочь! Погань! Как он посмел?! Лена, Леночка… как же теперь?!

Я схватился рукой за ножку стола, стиснул ее пальцами. Простоял так, тяжело дыша, в неудобной позе почти целую минуту.

— Да ладно, Боря, не расстраивайся, — Герострат откровенно веселился. — Ничего с ней не сделается. Покуда белая королева на доске, волоса с Елены твоей не упадет. Ну а потеряешь, так потеряешь: игра есть игра.