– Туда нельзя, - попытался остановить ее сержант, но опоздал, она успела прошмыгнуть, уже предчувствуя недоброе.

Крик сумасшедшей бабы раздался через секунду. Прекратился он внезапно, как будто его обрубили. Я напрягся, готовый прийти к ней на помощь, но... этого я ожидал меньше всего и потому к такому повороту дела не был готов.

Она выскочила, как черт из табакерки, и с воплем "Убью гада!" всадила в меня кухонный нож. Если бы не Марсель, который в самый последний момент стушевал удар, лежать бы мне во сырой земле рядом с казаком Шмарой. Он отвел лезвие, направленное в грудь, и нож насквозь прошил мне бицепс правого плеча. Пока они всей толпой вязали невменяемую хозяйку, я сидел и соображал, стоит мне вытаскивать торчащий из руки нож или нет. Мои сомнения разрешил так кстати прибывший медэксперт. Он туго перетянул руку, вытащил нож и занялся своим основным пациентом, а меня под конвоем моего спасителя отправили в больничку.

Через два с лишним часа, бледный и перевязанный, я был доставлен в мрачноватое здание городской милиции, где мою персону, щелкая от нетерпения зубами, уже поджидал следователь - толстый черный мужик по имени Автол Абрамович Окунь. Дружески взяв под локоть здоровой руки, он усадил меня в кресло:

– Как самочувствие?

– Прекрасно, я только для того и ехал к морю, чтобы меня здесь дырявили, зашивали и подозревали в убийстве.

– Константин Иванович, дырявили не мы, зашивали тоже, а подозревать такова специфика нашей работы, и вам это хорошо известно.

– Это почему? Что, уже успели позвонить на родину?

– Да, только что, В общем, о вас у меня заочно сложилось хорошее впечатление, но убийство есть убийство, никуда от этого не денешься. Будем работать?

– Будем, можно подумать, я могу сказать что-то иное.

– Ну вот и отлично. Кофе хотите?

– Хочу, если с коньяком. "... А штабной имел к допросу странную привычку, предлагает папиросу, зажигает спичку..."

– А, Эдуард Багрицкий, любимый поэт, вам сколько коньяку?

– Коньяку больше, чем кофе. Антон Абрамович, чтобы облегчить вашу задачу, хочу вас сразу же поставить в известность - у меня стопроцентное алиби. Дома меня не было с половины седьмого до двенадцати часов, и это могут подтвердить по крайней мере пять человек. Вам остается только подождать заключение экспертизы. Когда время его смерти вам будет известно, все вопросы отпадут сами собой.

– Алиби, алиби, - поморщился следователь.
– Если я кого-то захочу убить, то запасусь кучей этих алиби, разве не так?

– Так, но только через знакомых людей. Моими же гарантами будут выступать свидетели случайные и совершенно нейтральные. Как вы отнесетесь к этому замечанию?

– Со всей серьезностью, но как, по-вашему, мы должны искать этих случайных свидетелей? Не ходить же по улице с вами на поводке?

– Хоть это и ваша прямая обязанность, но я помогу. Во-первых, нужно опросить карточного шулера, что хрустит картами на песчаном пляже. Наверняка он вам знаком - молодой симпатичный парень с горбатым носом.

– Я знаю, о ком вы говорите, дальше.

– Седой, пожилой грек, что продает чебуреки там же.

– Понятно, записал, кто еще?

– Женщина по имени Марина, с ней я пробыл на пляже до десяти часов.

– Куда же вы отправились потом?

– Хм, э-э-э, видите ли... Как вам сказать... Мы ушли вместе с ней...

– И куда же вы ушли вместе с ней?

– К ней домой, она снимает комнату рядом с пляжем.

– И конечно, уединились до двенадцати часов?

– Можно сказать и так.

– Этого я и ожидал, здесь и вылезло гнилое звено в цепи разработанной вами версии. С той женщиной вы переспали, и она таким образом из беспристрастного свидетеля превратилась в заинтересованное лицо. Ушли вы от нее не в двенадцать, а в одиннадцать, но при этом вы договорились, и теперь она будет нам односложно отвечать: "Двенадцать, двенадцать, двенадцать". Я прав?

– Вы были бы правы, если бы меня на выходе не видела ее хозяйка.

– С хозяйкой тоже можно столковаться, если уговор подкрепить некоторой суммой.

– А кроме нее, мое возвращение наблюдал Георгий Какоянис, что продает вино напротив дома.
– Упорно я продолжал приводить доводы.

– Я с ним беседовал и знаю, что до приезда сержанта вы имели с ним разговор. Согласитесь, что очко не в вашу пользу.

– Господи, ну а показаниям Прокопчука вы верите?

– Я не девушка, чтобы верить или не верить. Он показывает, что не заметил, когда вы пришли, он только помнит, когда вы выбежали из дому и начали приставать к нему с дурацкими вопросами, а потом повели к трупу.