Платова Виктория
Победный ветер, ясный день (Том 2)
Виктория ПЛАТОВА
ПОБЕДНЫЙ ВЕТЕР, ЯСНЫЙ ДЕНЬ
ТОМ 2
Часть II
МИСТРАЛЬ
...Ну, конечно же, он назывался совсем по-другому, этот ветер.
Он назывался совсем по-другому, и в нем не было никакого намека на седловину между Тулоном и Монпелье. И никаких запоздалых зимних сожалений о кипарисовых аллеях. Которые так и не смогли защитить от холодов долину Роны.
Но на долину Роны вкупе с горами Севенны Лене Шалимовой было ровным счетом наплевать. До зимы было далеко, до Франции - еще дальше. А городишко Ломоносов, где на рынке всегда можно было достать роскошные морские раковины по бросовой цене, - городишко Ломоносов был под боком. Каких-нибудь сорок минут от Обводного канала - и готово. В своих бесчисленных театрально-челночных поездках они неоднократно протыкали насквозь его центральную улицу (закостеневшую в своей гордыне, как Дворцовый проспект), но так ни разу и не остановились на ней. Теперь придется остановиться. Свернуть налево, взобраться наверх. Спросить у зазевавшегося прохожего, где находится больница. Там, в больничном морге, и лежит сейчас Афа Филипаки.
В Ломоносов они поехали втроем - Лена, Гжесь и Маслобойщиков, специально для такого случая прервавший тур вальса с белой горячкой. Светаня от поездки отказалась, сославшись на слабые нервы и общее, весьма плачевное состояние организма.
– Климакс, мать моя, - доверительно сообщила она Лене по телефону. Климакс - вещь серьезная. Климакс - это тебе не прокладки на трусы клеить.
– Объясни, что происходит?
– Вот доживешь до моих лет...
– Я не об этом, - невежливо прервала Лена Светаню.– Что случилось с Афой?
И как вы об этом узнали?
– Представь себе, эта идиотка написала заявление об увольнении из театра. На имя моего забулдыги. Со всеми данными.
Как будто кто-то просил ее об этом. Вроде бы эту бумажку и нашли на теле.
– Несчастный случай?
– Они ничего не говорят. Во всяком случае - по телефону. Тело обнаружили в понедельник где-то под Ломоносовом, у железнодорожного полотна. Думаю, вы все узнаете на месте.
Господи, что за прихоть с заявлением?
Их помятый "Глобус" существовал только в больном воображении мэтра. Даже Гжесь, с непонятным пиететом относившийся к старому пьянице, не воспринимал школьную антрепризу всерьез. И вдруг какое-то заявление! Афу нашли в понедельник, а Маслобойщиковым позвонили во вторник вечером. Все правильно, им нужно было время, чтобы найти концы. А концов-то как раз и не было: мать и две сестры Афы еще в середине девяностых уехали в Грецию. На историческую родину, как принято выражаться. Афина же осталась в Питере она мечтала о карьере танцовщицы. Бедная Афа, Афина Парфенос, Афина Промахос... Последний всплеск карьеры - тело у железнодорожного полотна. И даже оплакать его некому.
На то, чтобы найти больницу и морг при больнице, им понадобилось пятнадцать минут. Еще столько же ушло на поиски пива для мэтра. И когда "шестерка" Гжеся наконец-то прибыла на место, их уже ожидали.
Плотный, замотанный жизнью дядька, представившийся капитаном Целищевым, и поджарый щенок, представившийся врачом-патологоанатомом Луценко.
– Вы Масленников?– хмуро спросил капитан.
– Маслобойщиков, - вступился за мэтра Гжесь.– Гавриил Леонтьевич Маслобойщиков.
– А вы кто?
– Это мои ученики. Актеры. Друзья покойной, - теперь уже Маслобойщиков вступился за Гжеся.– Ведите нас к ней!
От Гавриила Леонтьевича так сильно пахнуло настоянной на водке системой Станиславского, что капитан Целищев стушевался и юркнул за облезлую, крашенную охрой дверь морга. Маслобойщиков с Гжесем последовали за ним.
– Я не мог видеть вас раньше?– спросил у Лены щенок-патологоанатом, галантно придерживая дверь, - Здесь - вряд ли.
– Нет, правда... Может быть, в театре?
– Ну, разве что в последнем фильме Спилберга. У меня был там довольно приличный эпизод.
Патологоанатом засмеялся, показав крепкие молодые зубы: он оценил шутку.
– Что произошло?
– Убийство произошло, - железобетонный врачишко по-прежнему улыбался.– И все-таки я вас где-то видел.
– Убийство? Кому понадобилось убивать Афу?
– Как вы сказали? Афу? Забавное имя...
Вообще-то, само убийство - не моя парафия. Увы. Ничего не могу сказать по этому поводу. Физиологические подробности - пожалуйста, но не больше...
Лену мало интересовали физиологические подробности, и она, отделившись от патологоанатома, почти побежала по коридору.
– Крайняя дверь направо!– успел крикнуть он.
Крайняя дверь с правой стороны коридора оказалось распахнутой настежь, и из нее неслись нечленораздельные звуки, вопли и завывания. К началу Лена опоздала, но зрелище, представшее перед ней, было страшным, смешным и завораживающим одновременно. Маслобойщиков стоял на коленях перед мертвым, распластанным на столе телом. Волосы на голове мэтра зашевелились, а семинаристская, жесткая, как веник, борода встала колом. Мэтр хватал воздух скрюченными пальцами и голосил, как последняя плакальщица на сельском погосте. Капитан Целищев и Гжесь жались у стены.
– Сделайте что-нибудь, - жалобным голосом попросил у Гжеся капитан. Ведь кончается человек... Может, ему водички, а?
– Ничего. Если что и кончится, так только текст. Это, видите ли, монолог короля Лира, - флегматично заметил Гжесь.– Он не очень длинный, но еще минуту потерпеть придется.
И действительно, ровно через минуту, обрубив фразу на полуслове, Маслобойщиков уронил голову на грудь и затих. Но не прошло и нескольких мгновении, как он снова вздернул бороду и обвел присутствующих победным взглядом.