Шрифт:
– Какая разница, такая ты или не такая. Не такая - научим. Важны задатки. Чтоб я еще пошла работать на детскую картину!
– А кто вас заставляет?
– спросил Тимоша.
– А ты молчи, боевая киса-мяу. Зоопарк в одном лице.
Тимоша снова сжал кулаки.
Женщина вытащила из сумки открытку.
– Возьми. Здесь написан наш адрес и мое имя. Покажешь на проходной. Я тебя жду. Я уверена, мы полюбим друг друга.
– Женщина погладила Ольгу по щеке. Пошла сгорбившись.
Дядя Шура отобрал у Ольги открытку, разорвал ее и бросил клочки в воду.
– А я, может быть, славы хочу, - вяло возразила Ольга.
– Хватит! Прославилась.
– Не хватит!
– крикнула Ольга.
– Не кричи. Я взываю к твоему рассудку. Короче - к уму.
– Это самое легкое! Когда нельзя воззвать к рассудку того, кто виноват, взывают к рассудку того, кто прав. Почему, когда один обидел другого, обиженному говорят: прости его, ты должен быть умнее? Почему обиженные всегда должны быть умнее обидчиков? Почему умному всегда говорят - уступи? Почему дуракам и хамам такая привилегия?
– Почему?
– угрюмо спросил Тимоша.
Шут (дядя Шура) снял фуражку, лоб вытер носовым платком. Открыл рот, и изо рта у него стали вылезать шарики - розовенькие, голубенькие, зелененькие, лимонные, ясненькие, - короче говоря, разноцветные шарики.
– Не знаете, - грустно сказала Ольга.
– Эй!
– раздался крик.
– Эй, где вы?!
– На набережную вылетели Аркашка с Ольгиным нерпичьим портфелем и Боба.
– Вот вы где! Мы запарились. Мы весь парк обегали.
Ольга взяла у Аркашки портфель.
Аркашка старательно дышал, обогащая свою загнанную кровь кислородом.
Он отдышался наконец. Стащил Ольгу с парапета.
– Прячься быстрее. Сюда бабушки мчатся. Три квартала висели у меня на пятках. В парке я их сбросил со следа. Они сейчас здесь будут, зуб даю - у моей бабушки нюх чувствительный.
– Дядя Шура, спрячьте меня, - попросила Ольга.
Дядя Шура открыл дверь будки. В этой будке некогда стоял милиционер-регулировщик, но повесили над перекрестком светофор-автомат - и регулировщик оказался ненужным. Будку оставили на всякий случай: вдруг автомат испортится.
Первой на набережную выбежала старуха Маша, за нею - старуха Даша. Они подозрительно оглядели компанию.
– Кто ее видел?
– Куда она делась?
– Шурка, отвечай, ты ее схватил?
– спросила старуха Маша и, не дав времени шуту на ответ, заголосила: - Вся в рыжую Марфу! Родная бабка лежит под уколом, валерьяновку стаканами пьет. А она гуляет. Она обиделась. У нее нервы. Где она?
– Я сказал - топиться пошла, - ответил за всех Аркашка.
– А я тебя за ухо.
Аркашка безучастно подставил голову.
– Отрывайте, все равно когда-нибудь оторвете.
Боба вступил в игру печально возвышенный, закатив глаза к небу:
– Она утопилась. Она действительно утопилась. Встала на парапет. Руки вот так. Сказала: "Я всех прощаю, всех, всех". Потом сказала: "Прощайте, природа и небо, одни только вы меня понимали". И бултых...
– Господи, твоя воля!
– Старуха Маша перекрестилась. Спину выпрямила и заговорила грустным возвышенным голосом: - Что же мы Клаше-то скажем?.. Такая хорошенькая, славная такая. А уж вежливая, а уж воспитанная. Умница. А какие у нее волосики были чудесные. Я таких отродясь никогда не видела, как огонек...
– И ты не бросился ее спасать, такую девчонку?
– тихо спросила Бобу старая дворничиха.
– Я не мог. Я простуженный.
– Боба закашлялся хрипло и засипел: - У меня катар.
– А ты? Почему не прыгнул?
– спросила дворничиха у Тимоши.
– Я? Вы меня спрашиваете?
– Бестолковый! Тебя, а то кого же?
– Я? Почему я не прыгнул?
– Тимоша не сразу нашелся.
– На меня столбняк напал. Я вроде окаменел. Вот так, - Тимоша выпрямился, нижняя челюсть у него на минуточку отвалилась.
Дворничиха засмеялась, на него глядя, но вдруг сморщилась вся и заплакала.
– Ты чего?
– Старуха Маша бросилась к подруге, принялась тормошить ее, утешать.
– Что ты, что ты, Даша? Ты, никак, плачешь? Если уж Даша заплакала, значит, в самом деле что-то серьезное произошло, - сказала она и снова принялась тормошить и утешать подругу.
– Даша, не плачь. Ну, Даша. Такая девчонка была! Абрикосинка наша-а-а!..
Плакала Маша.
Плакала Даша.
– Такая девчонка была... За такую девчонку не только в воду - в огонь можно прыгнуть. А они, видишь, простуженные, в столбняке. Лоботрясы. Я бы на их-то месте в такую девчонку влюбилась по гроб жизни.