Шрифт:
Покидая больницу, мы снова столкнулись на крыльце с доктором Али. В руках он держал, неловко выставив далеко вперед, громадный букет великолепных крупных роз.
— Ой, какая прелесть! — ахнула Мария. — Где вы достали?
Доктор Али немедленно протянул ей букет.
— Это вам. Прошу, — галантно сказал он.
— Ну что вы, спасибо...
— Вы меня обидите отказом.
Марию, конечно, не пришлось больше упрашивать. Она взяла букет, поблагодарила доктора Али весьма красноречивым взглядом и спрятала лицо в цветы.
— Я не зря спешил. Вижу, что одержана победа, — сказал доктор Али. — Примите мои поздравления.
— Спасибо, — ответил я. — Да, кое-что прояснилось. Вибрион неповинен в болезни Робертсона.
— Значит, возбудитель — вирус?
— Видимо, да.
— Поздравляю.
Доктор Али уже закончил все свои дела и любезно вызвался проводить нас до базара, где прямо на земле в полном беспорядке были грудами навалены овощи, мешки риса, плоские корзинки с круглыми лепешками, стояли плетенки с ячменем и машем — местным горохом, по вкусу напоминающим чечевицу. Все это окружала пестрая толпа.
Она шумела, кричала, поднимала тучи серой пыли. Сквозь толпу напролом с горделиво-презрительным видом продирались верблюды. Выкрики продавцов, неистовое кудахтанье перепуганных кур, ржанье лошадей — все сливалось в сплошной хаос звуков. К нему еще добавлялся грохот молотков из полутемных ниш в скале, примыкавшей к базару. Там работали в своих крошечных мастерских ремесленники.
Сделав все покупки и попрощавшись с доктором Али, мы зашли в чайхану, устроенную на широком деревянном помосте прямо над арыком. Тут нам приготовили шашлыки и поставили перед нами блюдо всякой вкусной зелени.
Получился настоящий праздничный пир.
— Я уж тебе признаюсь, — вдруг сказала Мария, наклоняясь к самому моему уху. — Я еще вчера обнаружила у себя вибрионы. Делала анализы и подумала: а не взять ли пробу крови и у самой себя? Оказалось, и у меня есть вибрионы. Вот почему я и предложила провести проверку здоровых беженцев в поселке. Видишь, как удачно получилось...
— Ты еще хвастаешь и гордишься? — возмутился я. — Чем? А как эти вибрионы забрались к тебе в кровь, об этом ты задумываешься? Или и дальше собираешься работать спустя рукава?
— Ну ладно, ладно, — смутилась она. — Победителей не судят. Налей-ка лучше мне винца. Кисленькое, вкусно.
Вот мы сидим, смеемся, пьем из грязноватых пиал кисленькое вино. Коротенький перерыв в затянувшихся поисках. У нас есть нынче повод для радости. Кажется, кое-что стало ясным: вибрион не виноват.
Но...
«Подождите радоваться, — сказал бы умудренный Шерлок Холмс. — Ведь убийца пока продолжает разгуливать на свободе...»
Да, вы, к сожалению, правы, мистер Холмс. Убийца еще не пойман. Кто он: «вирус А»? Или «вирус Б»? А может, нас ждут еще другие неожиданности?
Но нельзя же искать и искать без отдыха и хоть маленькой передышки. Мы скоро встанем с этого рваного ковра, опять натянем надоевшие защитные костюмы и снова полезем в лисьи норы, будем ловить клещей, москитов; а сейчас мы хотим немножко посидеть в этой базарной чайхане, что стоит на сваях над журчащим мутным арыком, отдохнуть среди этих незнакомых людей, ради которых мы ходим рядом с невидимой смертью.
НОЧНАЯ ТРЕВОГА
Вернулись мы в свой лагерь из поселка уже поздно, в полной темноте и, признаться, немножко навеселе. Всю дорогу мы любовались яркими зарницами, которые полыхали в небе одна за другой, на миг вырывая из тьмы сумрачные горы. Где-то там, далеко в горах, бушевала гроза.
При вспышках зарниц Мария каждый раз осматривала свой букет, поднося его к самому лицу.
— Ой! Кажется, уже начинают вянуть. Хоть бы до лагеря довезти, — причитала она.
— Да выбрось ты этот веник! — наконец не выдержал Женя.
— Не ревнуй!
— Подумаешь, я тебе завтра такой букет наломаю...
— Наломай. А пока поберегу этот.
Ужинать мы, конечно, не стали, несмотря на ворчание Николая Павловича: «Что же, я зря старался?..»
И сразу улеглись спать. Я как подсунул под голову надувную подушку, так и захрапел, даже сам еще, похоже, успел услышать собственный могучий храп. А проснулся я от страшного треска и грохота. Что-то рухнуло возле самой палатки, сорвав ее край, и на меня хлынули тугие, тяжелые струи ледяного дождя!