Шрифт:
Тут я совсем приуныл. Это ведь истинная правда. Не раз со мной случалось такое. Встретишь кого-нибудь, захочешь познакомиться. Заговоришь с ним так спокойно, по-хорошему. А он пятится от меня, машет руками, бледнеет и начинает болтать всякую чепуху: "Что со мной? Какое несчастье! Нет, это мне только снится! Или мерещится!" И тому подобное…
— Но не будем вешать нос, — стараясь казаться веселым, сказал капитан. — Еще не все потеряно. Есть один старинный способ: написать письмо и сунуть в бутылку. А бутылку запечатать и бросить в океан.
Он сел к столу и начал писать, а я от сочувствия старался светить как можно ярче.
Капитан уже хотел запечатать бутылку, как вдруг со вздохом уронил руки на стол.
— Я сам знаю, иногда вылавливают из моря бутылки, которые проплавали добрых сто лет, а то больше. И то правда, даже днем нелегко заметить море плывущую бутылку. А уж ночью, в темноте и подавно…
Тут мне в голову пришла гениальная мысль. Я даже подпрыгнул. Просто удивительно, ведь я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких много, но до чего же часто мне приходят в голову гениальные мысли.
— Лучше это, чем ничего, — рассудительно сказал я моему капитану. Я к тому клоню, что бывают на свете везучие бутылки. Может, твоя бутылка окажется как раз из таких. Может, ей повезет, кто-нибудь ее выудит.
Лишь только мой капитан на минутку отвернулся, я незаметно скользнул в бутылку и притаился там под письмом, стараясь не дышать и не светиться. Капитан запечатал бутылку и бросил ее через круглое окно прямо в воду.
Корабль — огни и голоса — исчез во мраке. Я остался один в бездонном океане.
Надо мной было черное небо, без всякой надежды. А каждая волна как рука Темноты. Волны тянулись ко мне, затягивали в глубину. Но всякий раз моя бутылка упрямо выскакивала из волн. Тут я понял, что мне попалась очень умная и отважная бутылка!
Иногда рыбы равнодушно толкали меня своими тупыми носами. Каждому встречному приходилось объяснять, кто я такой, да откуда, да куда плыву. Но рыбы, не дослушав, проплывали мимо, сверкнув серебряной чешуей, и тут же забывали обо мне.
Огромный осьминог обвил мою бутылку своими щупальцами. Я увидел его глаза — круглые, выпуклые, пустые. Одна негодная акула попробовала было ухватить бутылку зубами. Но я так вспыхнул, что чуть не ослепил ее. Акула захлопнула пасть, и ее длинное скользкое тело ушло куда-то вниз, в глубину.
Ты представь себе только: огромный темный океан — и в нем одна-одинешенька маленькая светящаяся бутылка.
"Неужели я останусь тут навсегда? — в отчаянии подумал я. — Бедный, всеми забытый луч, вечно плавающий в океане. Как это печально!.."
Конечно, если бы я постарался, я смог выбраться из бутылки, пройти сквозь стекло и выйти на свободу. Но предать капитана? Предать своего друга? Нет, ни за что!
Я тихо плакал, скорчившись на донышке бутылки, уткнув нос в коленки.
И все-таки я светил. Светил из последних сил, преодолевая тоску и безнадежность.
— Это самая бесстрашная и благородная бутылка на свете, — сказал я сам себе.
Последнюю звездочку скрыла тяжелая, откормленная туча. Но тут-то Темнота и просчиталась. Чем непроглядней сгущался вокруг меня злобный мрак, тем ярче становился мой свет.
Яркие круги разбегались от меня во все стороны. Золотые звезды танцевали на черной воде. Блестки, искры сверкали вокруг.
— Смотрите, смотрите! Светящаяся бутылка! Золотая бутылка! послышались далекие голоса.
Тут я принялся светить во всю мочь, даже, по правде говоря, перестарался немножко. Я так трудился, что нечаянно подпалил письмо моего капитана. Вот бы я удружил ему, если бы письмо сгорело!
Но, к счастью, обуглился только самый краешек бумаги. Дым наполнил бутылку. Я раскашлялся, чуть не задохнулся.
Но в это время где-то рядом ударило весло. Мою бутылку вытащили из воды.
— Да, несомненно, это самая удачливая бутылка на свете! — сказал я самому себе.
Скоро я очутился в капитанской каюте, где под потолком раскачивался фонарь.
Все по очереди рассматривали бутылку, вертели в руках. Я видел широко открытые от любопытства глаза совсем рядышком, за стеклом.
Старый седой капитан бережно вытащил пробку.
Знаешь, чем я отличаюсь от джинна, закупоренного в каком-нибудь древнем медном кувшине? Не знаешь? Ну, так я скажу тебе. Все эти джинны — пустой, самовлюбленный народ. Им бы только покрасоваться, поэффектней выскочить из кувшина. Чтоб было побольше шуму, треску. Всех напугать, поразить, пустить пыль в глаза.