– Вполне, - сказал я.
– А может, за тем, что позади него.

– За этими хребтами лежат Башни Нанди. Если твои друзья оказались там, то их сон будет долог - да и наш тоже.

До следующего хребта было два перехода. Когда мы достигли его, луна поднялась уже высоко и освещала окрестности призрачным светом. Но вокруг не видно было ничего, кроме бесконечного льда. Мы сделали на льду привал, затем тронулись дальше. Скафандр теперь причинял мне неудобства, разрегулировавшись, и у меня начали мерзнуть пальцы на правой ноге. И, несмотря на то, что по дороге я то и дело принимал горячие концентраты, а в вену мне через определенные промежутки времени впрыскивались стимулирующие средства, появилась усталость. Конечно, я уставал меньше, чем Большой Джон, у которого вид стал совсем измученный и голодный, а ноги он передвигал так, словно к ним было приковано по наковальне. Он по-прежнему позволял себе и собаке съедать более чем скромные порции пищи, при этом выделяя мне даже больше, чем себе. И я по-прежнему запихивал то, что не мог съесть, в карман рукава и смотрел, как он мучается от голода. Но он был очень вынослив: он слабел от голода медленно, нехотя уступая пядь за пядью.

В ту ночь, когда мы лежали за построенной им из снега загородкой, защищавшей нас от ветра, он задал мне вопрос:

– Карл Паттон, интересно, каково это - путешествовать в пространстве между мирами?

– Как в одиночном заключении, - ответил я.

– Тебе не по душе одиночество?

– Какая разница? Это моя работа.

– А что тебе нравится, Карл Паттон?

– Вино, женщины и песни, - ответил я.
– В крайнем случае, без песен можно обойтись.

– Тебя ждет женщина?

– Женщины, - поправил я.
– Но они не ждут меня.

– Кажется, ты немногое любишь, Карл Паттон. Тогда что же ты ненавидишь?

– Дураков, - сказал я.

– Так, значит, это дураки послали тебя сюда?

– Меня? Меня никто никуда не посылал. Я всегда отправляюсь туда, куда сам пожелаю.

– Тогда, значит, тебя привлекает свобода. Нашел ли ты ее здесь, в моем мире, Карл Паттон?
– Лицо его было похоже на скорбную маску или на выветренную скалу, но голос, казалось, насмехался надо мной.

– Ты понимаешь, что погибнешь здесь, или нет?
– я не собирался говорить этого. Но слова вырвались сами собой, и тон их показался мне безжалостным.

Он взглянул на меня так, как делал это всегда, прежде чем заговорить - как будто старался прочесть что-то, написанное у меня на лице.

– Человек должен когда-нибудь погибнуть, - сказал он.

– Тебе нечего делать здесь. Брось меня, возвращайся и забудь обо всем.

– Но ведь и ты мог бы сделать то же самое, Карл Паттон.

– Я? Вернуться?
– воскликнул я.
– Ну нет, благодарю. Я еще не закончил своих дел.

Он кивнул.

– Человек должен всегда доводить свои дела до конца. Иначе он ничем не будет отличаться от снежинки, гонимой ветром.

– Так ты, значит, думаешь, что это игра?
– рявкнул я.
– Состязание? Исполни или погибни, или, может быть, и то, и другое вместе, и пусть победит силбнейший?

– А с кем мне состязаться, Карл Паттон? Разве мы с тобой не товарищи, идущие бок о бок?

– Мы чужие друг другу, - ответил я.
– Ты не знаешь меня, а я не знаю тебя. И прекрати доискиваться причин, по которым я делаю то, что делаю. Я делаю так, и точка.

– Ты отправился в путь, чтобы спасти жизни беспомощных, потому что это твой долг.

– Да, мой, но не твой! Ведь ты-то не обязан сворачивать себе шею в этих горах! Ты спокойно можешь покинуть эту фабрику льда и до конца своих дней жить героем человечества, имея в распоряжении все, чего душа пожелает...

– То, чего бы я пожелал, никто не в силах мне дать.

– Должно быть, ты ненавидишь нас, - заметил я.
– Ведь мы - чужаки, которые явились сюда и погубили твой мир.

– Разве можно ненавидеть силы природы?

– Хорошо, тогда что же ты ненавидишь?

На какое-то мгновение мне показалось, что он не станет отвечать на этот вопрос.

– Я ненавижу труса в своей душе, - произнес он.
– Голос, который нашептывает спасительные советы. Но если бы я бежал и тем самым спас свою плоть, каким бы духом потом жила она и освещалась?

– Если хочешь бежать - беги!
– почти закричал я.
– Ты проиграешь эти гонки, великан! Отступи, пока не поздно!

– Я пойду дальше - пока смогу. Если мне повезет, то плоть моя погибнет раньше духа.

– Дух, дух, черт побери! У тебя просто мания самоубийства!

– Что ж, тогда я в неплохой компании, Карл Паттон.

Отвечать ему я не стал.

* * *

Во время следующего перехода мы, перевалив еще через один хребет, гораздо выше предыдущего, преодолели стомильный рубеж. Холод стоял по-настоящему арктический, а ветер был подобен летающим стрелам. Луна зашла и начало светать. Локатор сообщил, что до грузового отсека оставалось десять миль, и все системы жизнеобеспечения работают нормально. Источников питания хватило бы еще на сотню лет. Если бы даже, в конце концов, я загнулся по дороге, шахтеры все равно проснулись бы - пусть через сто лет, но проснулись.